АЛЕКСЕЙ КОЛОМИЕЦ
(1919-1994)

ДИКИЙ АНГЕЛ

(Повесть о семье в двух действиях)
    
Действующие лица:
Ангел Платон Никитович
Ул я н а - его жена.
Петр,
Федор, -их сыновья.
Павлик
Таня-их дочь.
Лида-Петрова жена.
Оля-Павликова жена.
Клава-участковый врач.
Маляр-Клавин человек.
Крячко-пенсионер.
Клоков-корреспондент.
Виля-художник.
    
    
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
    
Картина первая
    
На небольшом дворе стоит одноэтажный дом. Рядом пристроена домашняя мастерская. Посреди двора стол для семейных обедов. Мать накрывает на стол.
Лида сидит в кресле-качалке и говорит, что здесь вроде «маленькая неприступная крепость» и особое ощущение безопасности и покоя. Сюда, пожалуй, и молнии боятся ударить.
Таня иронично замечает, что действительно боятся, если папа дома. Лида говорит, что ей все нравится. На это Ульяна отвечает, что, мол, и оставалась бы здесь отдыхать, а не ехала на море. Таня подхватывает:
- С большой высоты море кажется лужей.
А мать ее спрашивает, или же она видела то море с высоты. Девушка уверенно говорит, что увидит, потому что мечтает стать стюардессой.
Ульяна спрашивает Л иду, почему это Петр второй год работает без отпуска. Невестка отвечает, что он весь погрузился в работу, потому что «такой бешеный до работы, как и все вы».
Мать посылает Таню на огород по лук, Лида удивляется, что в них уже и овощи растет. Ульяна говорит, что без своей грядки трудно, на базаре все дорогое. Хоть и были неприятности за тот кусочек земли, зато теперь всегда своя свежая зелень, овощи.
Таня подходит к Лиде и немного завистливо говорит, что у той всегда такой модную одежду. Лида отвечает, что это Петр для нее старается, он в этом разбирается.
Таня начинает рассказывать, что приехал корреспондент из области, хотел написать очерк об отце, но что-то ему не понравилось. И о Федора сказал, что тот какой-то верзила.
Федор аж обиделся и говорит, что корреспондент-то спрашивал его во время работы, он и не расслышал.
- Работаешь, а оно лезет!
Вдруг доносится очень громкая песня. Таня звонит по телефону соседскому парню Ванькові Крячку и ругает его, просит исключить, хотя пока они пообедают. Песня прекращается, и Лида удивляется, что Таню послушали. Ульяна говорит:
- Он отца за грудки хватает... Такой бродяга, что мир не видел. Тани, правда, побаивается.
Федор говорит Тане, чтобы она поехала с матерью на базар, а сестра отвечает, что поедет тот, кому папа скажет.
Лида (в восторге). Петр и нашем синкові поет ту песню, что вы маленькими пели...
И пытается напеть: И тихо сказала мать:
- Не проказничайте, потому что идет папа. И сказала тихо:
- ешьте, дети, потому что идет папа! - И сказала тихо:
- Спать, детки, потому что идет папа!
Федор подпевает: И тихо сказала мать:
- До работы, потому что идет папа.
И н я засмеялась: Этот куплет Федор запомнил. Когда санки свои поломал и не хотел чинить. Так папа ему всыпал.
Мать говорит, что всем понемногу доставалось, разве Павлика немножко миловали. Таня обратила внимание, что Павлик почему-то волнуется, будто боится, и спросила,
он не через полученную тройку. Ульяна просит Таню помолчать, пока не пообедают, потому что отец услышит - обед пропадет.
Дочь зовет из мастерской отца, а Лида замечает, что «Петр рассказывал: никогда не видел, чтобы отец отдыхал... Все что-то делает».
Выходит Платон. Видно, что это был когда-то человек в силе. Его лицо суровое, усталое.
Все по традиции приносят себе стулья и садятся обедать. Во главе стола - отец в большом самодельном кресле.
Лида достает бутылку крымского вина. Федор говорит, что это не обед - пир, а Таня добавляет:
- А перед пиром - экспроприация или, попросту говоря, грабеж среди бела дня. ..День зарплаты - почти праздник.
Платон сказал, что вино не для обеда, и достал блокнот. Лида удивляется, потому блокнот у него тот же, что и несколько лет назад, и все так же, а Таня добавляет, что папа так мелко пишет - хватит на всю жизнь того блокнот.
Федор подходит к отцу, отдает зарплату - двести тридцать рублей, Платон считает их, мать его стыдит, что не верит сыну, а тот отвечает, что считать не стыдно, а вот приносить такую, как у мальчишки, зарплату - стыдно. Федор оправдывается, что у него новый станок, еще не приноровився. Отец же советует брать сверхурочные часы.
Таня отдает отцу сто пять рублей, а тот спрашивает, где же она подевала премиальные. Дочь удивляется, откуда он знает, и говорит, что оставила двадцать пять рублей на платье. Отец замечает, что у нее и так много нарядов, а Таня отвечает, что они уже немодные. Платон говорит, что на моду денег нет. Таня обижается на такую отцовскую «щедрость», но говорит, что нужно еще пятнадцать рублей на курсы иностранных языков, ведь стюардесса должен знать минимум два языка.
Платон. Хочешь на курсы - прироби. Тебе же хотелось в сборочный - переходи. Там и зарплата больше.
Таня . Обещают, а не переводят.
Платон .Для перехода в другой цех надо готовиться. Походить, посмотреть, за кого-то поработать. Из цеха в цех - не с одного трамвая в второй.
И добавляет, что когда она хочет на курсы, то пусть приробить. Приробить - лучше учиться будет. Потом отец спрашивает, как дела у Павлика, не дали еще стипендии. И сообщает, что на каникулах Павлик работать на завод не пойдет, потому что там за два месяца можно заработать только триста рублей.
Мать облегченно вздыхает, мол, хоть раз зжалився отец, «а то чужие дети отдыхают на каникулах], а он - на завод».
Но Платон говорит Павлику, чтобы тот записался в те бригады, которые на Север едут.
Мать (кричит). Ты бы своего ребенка и в ад послал, чтобы больше денег. Не даешь отдохнуть.
Платон отрицает, что после каких трудов это Павлику отдыхать? Так привыкнет к отдыху, то и будет потом трясти родительские карманы.
Мать жалуется, что на Севере же, видимо, и летом холодно, как же ребенка посылать. Платон сурово говорит, что, может, тогда его в Артек послать?
Ул я н а (вздыхает). Знали наши дети Артек? Оно! (Жест.) В той мастерской с трех лет.
Павлик вдруг заявляет, что он никуда не поедет, потому что... женится. Семья восприняла это как шутку. Отец говорит, что придет время - женится. Надо сначала закончить институт, поработать, заработать денег, а потом жениться.
Мать защищает парня, просит Платона не кричать на него, достаточно того, что сказал - не позволю.
Павлик говорит, что они уже зарегистрировались с невестой. Все пораженно смолкают.
Мать в отчаянии спрашивает:
- Как же так, без родительского разрешения? Павлик отвечает, что знал - все равно не позволят.
Лида. Конечно, глупо жениться, не имея ничего за душой. Но ведь говорят - «с милым рай и в шалаше».
Платон (не выдержал). - Лентяй и дурак надумали такое безумие. «В шалаше». В шалаше живут нищету, а нищета перегрызают горло любви, хоть бы оно было! Есть у тебя крыша над головой?! Сможешь прокормить, одеть жену свою? Гонись! А нет - зайцем бегай по миру, хоть целый век бегай! Думал, как жить?
Мать говорит, что прокормят - не обеднеют. Таня спрашивает Павлика, где же его жена. Тот отвечает, что здесь ждет. Мать говорит, чтобы привел ее, а отец промолчал.
Павлик ведет за собой хрупкую, застенчивую девушку Олю. Лида приглашает гостью сесть вместе с ней.
- Две невестки на одном стуле. Тесно, но удобно, в случае чего, вдвоем отбиваться будем.
Иметь расспрашивает Олю, сколько же ей лет, где учится и играли свадьбу. Та отвечает, что ей восемнадцать, учится на втором курсе медучилища, а свадьбу играли в общежитии, в ее тринадцатой комнате.
Таня насмешливо говорит:
- Хорошее начало семейной жизни!
Лида предлагает выпить вина за такое событие, но все поглядывают на отца, который молчит. Мать говорит, что перед соседями неловко - скажут, втайне женили сына. Таня замечает, что можно переженить заново, как заведено, - с украшенным такси, богатым застольем... Ульяна расспрашивает Олю о матери - кто она и знает о женитьбе. Девушка отвечает, что мама работает медсестрой в Иванковском районе, отец сбежал, когда она еще маленькая была, а о замужестве матери еще не говорила.
Платон Никитич поднялся и пошел к дому. Все подумали, что он угомонился, смирился.
Лида спрашивает, будут Ангелы делать свадьбу, или так все и останется. Федор отвечает, что надо сделать, как у людей, иметь поддерживает, потому что о них, мол, и так говорят, что они «скупые, корыстные».
Таня шутит, говорит матери, чтобы она расспросила Федора, может, и он женился, тогда оба свадьбы вместе - меньшие затраты будут. Федор просит Таню помолчать.
Мать предлагает, чтобы Оля переезжала к ним, но девушка говорит, что Павлик велел ей собраться, потому чемоданчик уже стоит здесь, за воротами.
Ул я н а . Ох, Павлику, не сказал отцу. Что он теперь думает о тебе?
Лида. У родителей сердце хорошо.
Выходит из дома Платон Никитович с двумя чемоданами, ставит их у стола и говорит:
- Вот твои вещи, Павел. (Вынимает деньги.) Вот девяносто семь рублей, это из твоих осталось. Бери и - в добрый путь! Живите!
Ульяна. Куда ты его випихаєш?!.. Опомнись, Платоне!
Платон . Сам себя вытолкал. Женился, своя семья, своя жизнь. Не советовался с нами - значит, у него свои планы. Выбрал дорогу - пусть идет!
Ул я н а. Горенько! Куда же им идти?
Пауза. Тишина.
Федор. Папа, пусть поживут...
Платон. Выбрал свою дорогу, пусть идет, и баста! (К Павлику.) Вот так, сынок! Живи своим умом. (Сел к столу, обедает.)
Все потрясены. Павлик с Олей идут со двора.
Лида с сожалением говорит:
- Сомневаюсь в мудрости вашего поступка, Платоне Никитовичу. ...Неужели вы любви и жалости к сыну не имеете?
Платон идет в дом и вскоре выходит с курткой в руках.
Платон. Как же я забыл куртку положить?.. Вернется, возьмет... Не вернется... (Пауза.) «Сожаления не имею», «Не люблю своего ребенка...» Может, и она меня невзлюбит. ...Что скажут люди? Бывает, родители покупают любовь своих детей. Пока малые - за игрушку, за мороженое, потом пять, десять копеек, двадцать, рубль, трешка. Затем ребенок уже само лезет к ним в карман! А потом женщину приведет - кормите! «Когда хочешь, отец, чтобы тебя любили, не трепыхайся...» На это я не пойду! «Прогнал сына»! Пусть его жизнь поколесить, поморозит, попече! Жизнь - не отец, не мать - подарков не будет. «Сожаления не имею»! Абезменехто его жалітиме? Люди? У них своих забот полно.
Заходит сосед Крячко, начинает расспрашивать Лиду:
- Петр жив-здоров? В начальстве? Я вон с Платоном в высшем начальстве - пенсионеры! Живем лучше на все деньги! Болтаем и развлекаемся на весь ум, который еще остался! Никто уже ничего не прибавит и не отберет! Смотрю: Павлик пошел с чемоданом, догадуюсь -
погнал Платон куда-то парня деньги зарабатывать. А зачем тебе, Платоне, деньги? У тебя и так добра всякого на десятерых. Вот я тебя знаю без малого тридцать лет, и все тебе мало. Делаешь, зарабатываешь, приробляєш, сверхурочные, премиальные... На пенсии, а устроился еще в хлебный магазин приемщиком. Ночью товар принимает, или сам, или Федора посылает, чтобы шестьдесят рублей купить. Такие, как ты, Платоне, обирают государство, как липку.
Л и д а (наливает). Выпейте, дядя, пива.
Крячко. Выпей пива, а у Платона кровь закипит - добро его пропало... За копейкой он наклонится, а ляжет!.. Была революция, пол-ітгуртки, наглядная агитация, пятилетки, соцсоревнование... А Платон выстоял со своей идеей - гони копейку.
Л и д а . Живешь, то надо и зарабатывать.
Крячко. У меня вон домик хуже, чем у Платона, не имею ни «Запорожца», ни цветного телевизора, ни сберегательной книжки... Я не капиталистической философии - мной не руководит копейка...
Платон засмеялся.
- Что с тобой, ты же раз в год смеешься. Платон. Нищетой человек хвастается...
Крячко. Не нуждой, а социалистическим сознанием. Я не голоден и не голый, что мне надо?..
Платон. У тебя, Крячко, мировоззрение, как у той козы: летом пасется, а зимой ест, что дадут.
Л и да . Живите вы по-своему, а Платон Никитович будет по-своему.
Крячко. Нет,я всю жизнь активист! Пока на заводе работал - на собрании его чистил. А теперь приходится индивидуально. Все бы ему простил, а то, что жмикрут, - простить не могу.
Платон спрашивает, чего же он пришел. Крячко отвечает, что хочет одолжить пятерку до пенсии. И просит, чтобы Павлик и его сына на работу прихватил с собой, а то не может нигде пристроить того. Платон говорит, что у Крячко сын - вор.
Крячко обижен:
- Как ты смеешь! Он свое отдаст, не то чтобы украсть. Платон отвечает:
- Не работает, а ест - значит, вор. Не заработал, а транжирит - вор. ...Хуже того вора, что тайком ворует по ночам, потому что твой - среди белого дня...
Крячко. Куркуляка! Ему и моего добра сожалению.
Платон. Все государственное, все наше, и все мое!
Крячко. С такой формуліровочкою ты завтра не то что пустирчик лучком высадишь, а всю дорогу. Ну, за это дело я тебе еще на суде покажу.
Л и д а . О какой суд вы, дядя Крячко?
Крячко. Понимаешь? Вот же (жест) обочине дороги такой пустирчик был. Мы собирались там стенд поставить. Нарисовать, написать, которым
станет поселок за пятилетку. А Платон и прихвати тот пустирчик - луком, укропом засадил. Управы на него нет. Будем товарищеским судом судить. Я буду выступать общественным обвинителем. Я уже там изолью душу...
Лида и Крячко идут, а Платон Никитич сам к себе:
- Птичка - и и гнездо вьет, чтобы и ветер не свалил, чтобы и дождь не залил, чтобы и тепло птенцам было. Крячко и птичке сказал бы: правдой! Родился человек - то и живи! И хорошо гнездо свое клади, чтобы и дождь, и ветер, и холод не страшны были тебе.
Заходит Клоков, щелкает фотоаппаратом. Потом приветствуется и протягивает Платону Никитовичу удостоверение журналиста. Говорит, что хочет о нем написать статью в газету. Ему известно о высокой квалификации Ангела, большой стаж работы, о том, что дочь и сын на заводе - «потомственная рабочая семья». Но хотел бы поговорить с ним, как с добрым приятелем. Платон соглашается.
Клоков. ...Когда началась ваша трудовая деятельность?
Платон. С двух лет.
Клоков. То есть?
Платон. Штанишки сам надел, потом игрушки мастерил себе, потом по хозяйству, потом школа, потом завод...
Клоков. Ваша цель в жизни?
Платон. Хорошо жить.
Клоков. Что, на ваш взгляд, для этого надо?
Платон. Здоровье и деньги.
Клоков. Уточните о деньгах.
Платон. Или заработать или украсть. Третьего пути нет.
Клоков. Общественная работа, когда работали на заводе?
Платон. У станка.
Пауза.
Клоков. В многотиражке я читал, что вы любите деньги.
Платон. Не люблю, но уважаю.
Клоков. Высшая цель вашей жизни?
Платон. Вот и есть высшее - жить как следует.
Клоков. А, может, сначала о государстве надо подумать?
Платон
- Не пойму, приятель.
Клоков: Через богатство государства к своему собственному.
Платон: А мы вместе с государством и планируем, и богатеем... Правда, я немножко впереди. Потому что у нее есть еще немало дармоедов: или не работают вовсе, либо много болтают и мало делают... А в моей стране этого нет... Как заработал, так и ешь! Как заработал, так и одевайся. Будем кончать, приятель.
Клоков хочет сфотографировать Платона Никитича и просит стать так, будто он задумался. Ангел отвечает, что мысли не сфотографируешь. Тогда корреспондент предлагает взять пенсионную книжку и смотреть на нее, будто это ему подарили большую радость и покой на старости...
Платон отвечает:
- Не подарили - заработал! И не в ней радость и покой.
Когда Клоков говорит, что фотографировать, как герой струже ложку, - плохой кадр, Платон спрашивает, какая у него зарплата. Корреспондент отвечает, что сто пятьдесят рублей.
Тогда Платон говорит, что за такие деньги надо соображать, и идет к дому, а Клоков обзывает его бурбоном.
Тут подходит Таня и спрашивает у корреспондента, что, мол, не подходит, отрицательный тип. И интересуется, не подойдет ли она на героиню его очерка. Клоков насмешливо спрашивает, будет ли это интересно читателю.
Таня говорит, что она будто нарочно готовила себя для прессы. Закончила школу с медалью и пошла работать на завод. И не потому, что на вступительных экзаменах в институт балла не поняла, она даже документы туда не подавала. А если зайти в цех, то можно увидеть ее портрет на Доске почета. Любит литературу - Толстого, Достоевского, Джека Лондона, Сент-Экзюпери, Гончара, По-гребельного. Спрашивает:
- Интересно?
Корреспондент заинтересовался. А Таня продолжает:
- Мечтаю стать стюардессой, взглянуть на планету с высоты полета лайнера. Оттуда люди мне будут видеться, как точечки, и даже вы, корреспондент со своим фотоаппаратом, сдадитесь мне меньше солнышко, за муравья, даже блохи!
Клоков, обидевшись, уходит.
Раннее утро. Платон, как всегда, что-то мастерит. Заходит Крячко, начинает разговаривать с Платоном о житье-бытье. Говорит, что не спится ему через сына, который два года не работает, сидит на отцовской шее. И говорит, что позавидував Павликові, который поехал на работу. А оно, оказывается, совсем не так. Павлик женился без разрешения, а отец выгнал сына. Итак, он дикий человек, Платон. Добывать копейку, может, и научил своих детей, а вот чтобы совсем их под свое руководство вернуть нельзя! И продолжает:
- У нас, родителей, в них столько же прав, которую английского короля: что напишут, то и читай! Вон мой два года не работает, а я что? Побить уже не осилю. Мать накормит. Рубашка, джинсы, бутылка «чернил» - и господствующих он господин. А, может, оно так и надо?
Платон отрицает:
- Уступи перед детьми раз-второй раз, они тебя и запитувать не будут. Крячко идет, а появляется Лида и спрашивает, не надоел ли Платоновы Никитовичу этот язвительный сосед. Тот отвечает, что привык к нему, как к «застаревшей болезни». И спрашивает, не разбудил он Лиду.
Невестка говорит, что спит крепко, когда знает, что не надо спешить. Платон говорит:
- Получается, всегда долго спишь - куда человеку спешить, раз не работает.
Лида отвечает, что у него сложная работа, а Платон удивляется - выходит, она работает? И интересуется, что же за профессия.
Лида. Быть женой - это профессия. Сложная профессия!
Платон. Впервые слышу о таком.
Лида. Уметь любить своего мужа - не так просто и не так легко.
Платон. Пример, как говорил один корреспондент.
Лида. Возьмем нас с Петром. Хоть бы что там на работе произошло, он определенное: дома его ждут спокойствие, и уют, и тепло. Я изучила его привычки, его вкусы. ...Знаю, любит книги, угадываю, что бы он хотел на ужин, на обед, на завтрак! Какое освещение любит, какие цвета не терпит. Он выбирает мне платье, ботинки - я разрешаю. Это ему приносит радость, а я вдвойне рада. Он часто подолгу задерживается на работе. Но как поздно придет, знает, его ждет горячий чай. Не сам роется в буфете, ищет сахар, хлеб, масло, варенье. Я ему все приготовлю, подам. Когда придет раздражен, расстроен или возмущен, - все же бывает на работе, - надо уметь вернуть ему покой. Холод с души прогнать. Думаете, мещанская философия?
Платон. Собирался подумать.
Лида. Когда человек знает, что у него в тылу, то есть дома, все в порядке, он и на работе лучше работает. (Усмехнулась.) Надо бы завести порядок: когда мужчины берут на работу, требовать характеристику не только на него, но и на жену. Ибо если жена бедствия, то какой же из него работник? Все время голова будет занята, что его ждет дома.
Платон. Твоя лекция мне, Лида, понравилась. Аплодировать не буду, а вопросы есть. Получается, женщине и работать не надо? Пусть в тылу возится?
Лида. Вот в тылу и есть ее работа.
Платон. А чтобы помочь мужу деньгами?
Лида. Иногда заработать восемьдесят рублей втрое легче, чем возиться в том тылу. Но, к сожалению, не все женщины имеют такую возможность, приходится им тоже идти на трудовой фронт.
Лида идет купаться на озеро, а Платон бросает мастерить, обессилено садится на стул и задумывается:
- Думал, мои дети послушные... А Павлик... (Берет куртку, снова вешает на стул.) Или что-то недобачив... или не понимаю их, молодых...
Заходит Крячко.
Крячко. Вернулся я, увидел, что Лида ушла, и вернулся. Павлик - еще не все твое горе... Хотел был не говорить, но псу, и потому хвост не каждый день понемножку обрубают, а сразу все. Так и это: пусть будет все сразу, все знай! Об твоего Федора речь... Я сначала не поверил. Работяга из работяг, не пьяница,
умный. И в этом же загадка. Да еще в такой семье, как твоя. А вишь, и Федор с моральной стороны не определенный. Ну, я коротко, Платоне: лікаршу нашу участковую знаешь? ее муж маляр, квартиры разрисовывает, белит, знаешь или нет?
Платон. Знаю.
Крячко. Так вот твой Федя за лікаршею волочится, а маляр что? Рисует и не знает, что его жена райскими яблочками второго угощает. Федя втайне то на машине ее подвезет, то проведет вечером, а люди все знают, видят и замечают, и я тоже. Одно слово: кроме тебя и маляра, всем известен этот позорный связь. И почему оно в такой семье с моральной линии извращение? Так что держись, Платоне, я всегда с тобой!
Крячко получается, а Платон мрачно задумывается. Заходит Федор и говорит, что будто-то легкая работа - грузить хлеб, а не приловчишся сразу. Отец спрашивает, успевает ли он на завод. Федор отвечает, что успевает, хотя ему теперь надо раньше - взялся научит делу одного мальчика. Платон интересуется - его что, наставником записали? А Федор говорит, что сам, по доброй воле взялся, потому завода нужны хорошие слесари-инструментальщики.
Платон. Почему-то думают - к музыке надо талант, песни слух, а мастеровым кто-нибудь... Смотри, человека учить - не резьбу класть.
Федор говорит, что он это понимает, и хочет идти, но отец его останавливает:
- Правду говорят, что у тебя с врачом... шуры-муры? ...Что же ты себя и отца соромиш? С замужней! На посмех и пересуды нашу семью выставляешь... Чего замер?
Федор говорит, что он любит Клаву.
Платон (с трудом сдерживает себя). Любишь?.. Любовь не возят по закоулкам, не скрывают! Любовь не воруют, Федор!
Федор. Мы с Клавой еще не знаем...
Платон . Среди дороги остановились? Ни туда ни сюда. Жизнь наедет и раздавит вашу любовь, когда она такая!..
Федор. Мы с Клавой посоветуемся.
Платон. Во всем, в малом и большом, единственный советчик - правда! Слышишь, правда!
Федор. Правду сказать надо. А как?
Сумерки. Платон мастерит. Заходит Маляр.
Здоровается с Платоном и говорит, что не поверил, когда тот позвонил. Ведь Ангелы привыкли деньги в карман складывать, а не вынимать из нее. А здесь Платон заказывает ремонт комнат мастеру. Платон спрашивает, Маляр успеет и на работе, и здесь.
Маляр. Ассигнации ваши - дело наше. Каждый человек хочет жить, чтобы был хлеб с маслом.
Платон. Воруешь, хватаешь?
Маляр. Кручусь! Где и как человек мотается, ища масло, - темные, запутанные тропинки, Платоне Никитовичу. У меня семья: женщина - врач, дочь в школу ходит, - деньги мне нужны.
Платон. Женщина тоже зарабатывает?
Маляр. Не зарабатывает, а получает зарплату! Заработать - это то, что сверх зарплаты. А она ходит, обслуховує, ищет всякую слабину в человеке, а толку с этого - ноль. У меня - закон: зарплата до копейки семьи, а навар - это уже мое.
Платон. На что тратиш?
Маляр. Вы уже в таком возрасте, что вам надо долго объяснять. Ближе к делу. Магарыч! Затем разговор, такое правило трудящегося.
Платон выносит бутылку, закуску и спрашивает Маляра, чего он ушел с завода. Маляр объясняет, что нашел «ямку». Это как на рыбалке: рыба, как правило, любит ямки, потому что там собирается корм. И говорит, что он Платону говорит так откровенно потому, что тот ему почти как крестный отец - когда-то защитил в детстве от мальчишек, что били его.
Маляр берет себе рюмку, а Платон - нет. Тогда гость замечает:
- Заставлять человека нельзя. Водка - это лекарство от хандры, от горя, от счастья, от безделья, от переутомления, от любви, от ревности - единые универсальные лекарства. (Пьет.) К ним надо привыкнуть. (Наливает еще рюмку, выпил.) Говорите, хватаю? Хватают все. Кто может, кто умеет, кому есть где - то хватает. С ними борются, а они хватают... Один цапнет - ему выговор. Второй цапнет - его с работы, третий цапнет - в кутузку... А сколько неуловимых? Платоне Никитовичу! Я принадлежу к тем, кто как будто ворует и не ворует, на грани... Для меня статьи не найдешь.
Платон вдруг увидел кого-то и отправил Маляра обмерять комнаты. Заходит Клал а, красивая женщина лет тридцати.
Она просит прощения, что опоздала, спрашивает, что случилось, наверное, сердце заболело? Платон Никитович двусмысленно отвечает:
- Все, что не является, - на сердце, Клаво.
Врач просит пойти в комнату, чтобы она послушала его, но Платон говорит, что можно и здесь. Давление мерить он тоже не хочет. Клава не понимает, для чего ее вызвали. Здесь получается Маляр, удивленно спрашивает Клаву, не за ним она пришла. Врач говорит, что к больному, а Маляр смеется, что Платон Никитович еще и в двадцать первом веке будет сберегательную книжку пополнять.
Потом начинает оправдываться, что не хотел пить, но работа заставляет, неудобно отказывать людям. Клава терзает его, что за первой рюмкой у него вторая, третья, четвертая...
Маляр. Ты ругаешь меня, а я тебя люблю. Знаешь, за что? Красивая ты! Я же настоящий художник, хоть и пошел в маляры, но талант художника во мне живет... И до сих пор меня волнует твое состояние, твои губки...
Платон выносит самовар и посылает Клаву за чашками на кухню.
Маляр. Правда, у меня красивая женщина?
Платон. Дружно живете?
Маляр. Не без ссор, но ничего... Она мне обязана, взял ее горобеням задрипаним, изучил, институт закончила, врач... Не так просто было...
Входит Клава, ставит посуду. Заходит Федор и теряется, увидев гостей.
Платон приглашает сына к столу, Маляр хочет налить Федору рюмку, а тот отказывается, потому что не пьет. Маляр подсмеивается - пока не женат, и «милиционера в юбке» рядом нет, то можно этим воспользоваться. Он предлагает выпить за Клаву, которую любит, и которая его любит. Обещает, что не будет пить, примут дочь, пойдут гулять в парк, потому что он любит «угождать семьи». А тем более, сегодня счастливый день - заключил выгодный контракт.
Платон отбирает бутылку, говорит, что выпить они еще успеют, а вот поговорить надо сейчас, не откладывая.
Маляр п'яненько улыбается и говорит, что Платон Никитович хитрец, захотел интересных историй послушать.
Потом Маляр договаривается с Платоном об оплате ремонта и хочет с Клавой уйти, но хозяин останавливает его и говорит, что, возможно, у кого-то есть интересная история. Тогда Клава решается и говорит, что любит Федора. Маляр не верит, думает, что она шутит, но Клава настаивает на своем.
Маляр. Что за театр?! Что за комедия? Поиздеваться решили над пьяным. Да я трезвее от вас всех, трезвых! А пью, потому что хочу, потому что так души хочется!.. Я живу!.. Живу сегодня!.. Пью сегодня!.. Завтра - никто не знает, какое оно будет. Что такое завтра? Его может и не быть. Бомбочка... атомная шарахнет... Нет никого на свете. Ни амебы, ни президента!
Клава снова говорит, что любит Федора, пусть человек это поймет.
Тогда маляр протрезвевшим, недобрым голосом спрашивает, почему же это она его разлюбила. Он же мурашечкою ее называл, любил. Клава отвечает, что уже не может больше ежедневно видеть сумасшедшего дома, ведь пьяный - тот же сумасшедший. И за это она его разлюбила, но и возненавидела.
Маляр. ...Когда этот сумасшедший купил тебе красную шкіряночку, ты надела, чтобы увидеть себя в зеркало, стала на табуретку... Понаравилося, понравилось, прямо с табуретки повесилась у меня на шее. Едва не задушила, целовала: «Любимый, родной мой труженик, спасибо...» Помнишь?
Клава. На первом курсе. Восьмого марта...
Маляр. А квартиру мне дали, я ее разрисовал под янтарь, под небесную синь... Руки целовала, ха... ха... Мурашко, было?
Клава. Было.
Маляр. Федор, посмотри в мои глаза: что ты в них видишь?
Федор. Вилупкуваті.
Маляр. А Клава увидела, что то озера, а в них искорки солнца... Так, бывало, говорила, точно так, у меня память острая, и мечтала, чтобы дочка была на меня похожа. Так и произошло - похожа, особенно глазами. Теперь мурашечка... переметнулась... Теперь Федор любимый-родной, у него озера и в них плавают солнца...
Художник долго и подленько смеется, Федор не выдерживает и встает, а отец его останавливает.
Кл а в а . Любила, было. Потом ты начал каждый день давать любви яд по капле, по капле. Травил, травил... Я его лечила, спасала, по ночам над ним плакала, а оно все кволішало и умерло.
Маляр. Где же ты его похоронила? Пойду на могилку, посмотрю, помяну, выпью, загородочку, пам'ятничок поставлю.
К л а в а. Любовь - там, где родился, там и хоронят. В сердце!
Маляр. Поэтесса, а я и не знал. А может, не поэтесса, а просто шлюха...
Клава хочет идти, Маляр по ней, а Федор заступает дорогу и говорит:
- Не смей! Не смей прикасаться Клавы, Маляре! Не один, сто вас, маляров, станет между нами - всех смету! Люблю Клаву... Она - моя жизнь.
Потом выходит.
Маляр с нескрываемой ненавистью говорит Платону Никитовичу, что это он вздумал развлечься, устроил театр на дому. Но если они. Ангелы, порядочные люди, станут разрушать его семейное гнездо, то он огнем обожжет их крылья.
И любит его жена или нет - не их дело. А с Федором бороться не будет, он сильнее, просто убьет его. Вот такая история с эпилогом».
    
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
    
    
Картина вторая
    
Платон мастерит на дворе, заходит Крячко, просит дать выпить валерьянки.
Пока Платон пошел в дом за лекарствами, Крячко разглядывает, что это соседи пили, и думает злорадно:
- Может, магарыч давали Маляру, чтобы женщину уступил Федору...
Входит Платон, и Крячко говорит, что хочет с ним посоветоваться о своем сыне. Тот напился, буянил, поэтому забрали его в милицию, теперь будет на глазах у всех улицы подметать. Что делать?
Платон советует соседу и себе достать метлу, подметать рядом с сыном, если не сумел воспитать.
Крячко. Нет, не туда вернешь. Вот я скажу! В воспитании молодежи ошибочки были и есть. Учится болван из рук вон плохо, а ему все равно троечки ставят. Потому что школа соревнуется с другой школой - надо победить по успеваемости. Не учил и не учит, а его переводят из класса в класс, потому что надо победить в соцсоревновании. В комсомол затянули, потому что надо, чтобы росла организация... Возьмем милицию... Вот мой попал в плохую компанию. А почему эта компания существует? Потому что милиция ходит - руки в карманы. А нет того... Встретил милиционер хулигана - по башке, по башке! А он засюрчить и убегает. Вот тебе страж порядка.
Платон. А ты сам пробовал сына по башке?
Пауза.
Крячко. Уже не осилю... да И сожалению. С детства надо было учить. Но как?
Платон. Трудом! Здоровую руку привяжи, чтобы она не двигалась месяца два, а потом відв'яжи - стакана воды в рот не донесешь ней. А когда твой сын не два месяца, а двадцать лет ничего не делает, то ясно - калекой стал... есть, пить хочет, а делать нет. Калека с калек.
Крячко (вспыхнул). Других учишь, а в самого... Федор с докторшею... Младшего с женщиной прогнал! Видимо, царствие твое уже розвалилось, а я все хожу сюда на экскурсию - на последнюю семейную монархию смотреть. (Пауза.) Твои же трудились! Ты же их с трех лет заставлял трудиться, а теперь что? Ну что? Ты для них ноль без палочки! Десять нулей без палочки! Ничего у тебя учиться, и не хочу! Будь здоров! Меня учит, а у самого распадается монархия.
Утро. Ульяна упрекает Платона, что выгнал детей. Платон отвечает, что Павлик пошел на самостоятельную жизнь. Ведь он о чем-то думал, когда женился. Міяна говорит, что, видимо, надеялся на помощь родителей.
Платон. Чего это мы? им в восемнадцать лет Конституция дала право выбирать, а в двадцать один оно может быть членом правительства. А я бы записал: «С шестнадцати лет - есть хлеб!» (Пауза.) Иначе все насмарку пойдет. Ни газеты, ни кино, ни собрание, ни лекции не помогут! Когда к работе не призвичаєне, то калека.
Ул я н а. Наш Павлик не привык! Грех так думать.
Платон. Значит, проживет.
Ул я н а . Мы в молодости набідувалися. Пусть бы хоть дети...
Платон. «Мы набідувалися», «пусть хоть дети»! Это какой-то враг... придумал, чтобы развращать детей. Бедствовать - одно, а работать - другое. И жить надо не как попало, а хорошо, много, - вкоренятися в жизни, чтобы все было и про запас было. И это не грех. Заработала моя семья на «Запорожца», а государству два «Запорожцы» мы заработали; телевизор - ей два телевизора. Больше мы делаем - лучше государству. Больше труда - крепче государство. Арифметика - проще простого.
Платон вдруг решает, что поедет вместе с Лидой посмотреть, как живет Петр.
Картина третья
Раннее утро на даче Петра. Двор очень похоже на Платонове. Платон Никитович осматривает все, будто ищет работы.
Появляется Виля, молодой парень в самой модной одежде, с длинными волосами, с гитарой.
Он принимает Платона за столяра и говорит, что хозяин хотел сделать табуретку и петушка вверху на крыльце так, как и у его отца. Иронично добавляет: «Прихоти великих!»
И предлагает Платоновы идти в мастерскую работать, а хозяева денег дадут столько, сколько мастер заправит, потому что в них деньги водятся.
Платон расспрашивает парня, кто он, тот говорит, что отец - «государственный дачник», а он при нем, кайф ловит». Платон не понимает этого высказывания, а Виля объясняет, что это «щастечко, удовольствие, наслаждение, удовольствие, легкость, радость». И спрашивает, что Платон тоже, видимо, хочет получить удовольствие - поучить его жить. То же он весь - внимание.
Платон говорит, что когда до сих пор не научили, то уже не научиш.
Приходит Лида.
Платон говорит, что здесь райские места. И что познакомился с одним патлатеньким, пожалуй, сынком какого-то шишки, «теліпай-хвостом». Но Лида говорит, что Платон ошибается: Виля - известный художник, его работы экспонируются на выставках, даже за границей. Он - талант!
Лида рассказывает, что ее муж хочет, чтобы все было так, как дома у родителей. И прибудівлю соорудил, чтобы в выходные работать там с маленьким Платончиком.
Платон Никитович спрашивает Лиду, чего это она так принарядилась - не в гости?
Лида. Петр с минуты на минуту придет. К гостей можно худо-бедно, а к мужу надо прибраться. Меня Петр никогда не видел растрепанной или небрежно одетой.
Приезжает Петр на новой «Волге».
Платон. Здорово ты живешь, Петр. Квартира, машина, дача и зарплата приличная. Держись, Петр, такой работы! Держись! Лишний час - два на работе побудешь, не злиняєш. Думал, ты неплохо устроился, а чтобы так - понятия не имел. Держись!
Петр (засмеялся). Постараюсь!
Платон. Вот государство дает тебе так много, может, и лишнее. (Пауза.) То ты уж смотри не подведи. В добрые и шани сын, а отец вдвойне счастлив!
Петр. Все, что я имею, то все благодаря вам...
И напевает песню об отце, который зовет к работе.
Заходит Виля и говорит, что у него до Петра серьезный разговор. Его приглашают на завтрак. Платон Никитович спрашивает, какая же у Вили дело. Виля говорит, что он «квартиру выбивает» - «жил у родителей, а теперь отлучают, как теленка от коровы».
Платон удивляется, что его сын еще и квартирами заведует. Петр обещает Вили помочь, потому что он заслужил это. Когда художник спрашивает, где же будет его квартира, то Петр отвечает, что в этом году начинают строить двістіквартирний дом в конце Качаловської улице. Виля недовольно интересуется, нет других вариантов, ведь будущие новоселы этого дома - тысячи невинно «приговоренных к каторге».
Петр говорит, что Виля очень замудро отзывается; тот на это отвечает, что Петру Платоновичу не подходит на роль «наївненького чиновника», и уходит.
Лида спрашивает мужа, почему Вили не нравится место для дома. Петр говорит, что там немного шумно, но ведь это город, не село.
Сумерки. Платон возле мастерской вистругує деревянную решетку. Мимо двор проходит Виля. Он здоровается и говорит, что не ошибся, Платон Никитович - действительно мастер, его сын и здесь сэкономил.
- Он любит экономить... Свое и чужое.
Платон просит Вилю зайти, потому что тот ему нужен. Художник смеется - не портрет свой, случайно, старый хочет заказать. Так не получится. Платон спрашивает, кого же он тогда рисует - кого скажут?
Виля. Искатели женьшеня долго, очень долго ходят по тайге, пока находят заветный корень. Так и я среди человеческой тайги ищу того, кто загорится во мне... засветится - того и пишу.
Платон хвалит парня, хорошо сказал, и спрашивает, он спешит.
Виля . Один мудрый человек говорил: «Хочешь поскорее прийти, не спеши! Хочешь, чтобы люди тебя любили, - не лезь им на глаза!»
Вот и с квартирой он хоть и не спешил, а споткнулся. Платон расспрашивает Вилю, что же это за местность, где будет сооружаться его дом.
Виля. С одной стороны завод, словно испорченный огромный желудок, ворчит, ворчит день и ночь. С другой - за пять лет построят мост, и весь грузовой транспорт под домом пойдет... А если учесть современную звукоизоляцию...
Платон говорит, что, может, здесь больше человеческого наговора, чем правды, но Виля уверяет, что информация точная, и идет.
Лида сидит в кресле-качалке и смотрит журнал. Петр листает газеты и заметно волнуется.
Заходят Платон и Виля.
Виля. Если бы даже знали, что завтра и местность провалится или там взорвется вулкан, все равно будут строить, потому что есть подпись, есть резолюция, является постановление...
Платон. Какие хозяева?
Виля. Все они чьи-то сыновья, чьи-то внуки... Добра и здоровья, Платоне Никитовичу.
Виля получается. Заходят Петр и Лида.
Пока Лида готовилась к обеду, Платон заводит разговор с сыном. Он говорит, что был вместе с Вілею на Качаловській, потому что захотелось посмотреть, что сын делает. Петр замечает, что он не только решает - государственная комиссия. И предлагает поговорить о свои семейные дела. Но отец интересуется, жил бы сам Петр в том доме. Петр говорит, что жил бы, если бы приспичило. Потом говорит, что согласен ответить на все отцу вопрос относительно строительства.
Платон спрашивает сына, он подписывался, что там можно строить, и без его подписи начали бы строить дом. Петр отвечает, что, может, и не начали бы. Тогда отец строго спрашивает, зачем же он отписал.
Петр. Все не так просто, как вы думаете... Ну, как вам сказать... если бы построили где-то подальше - связать его с коммуникациями стоило бы до-
рожче, дольше тянулось бы само строительство. А здесь мы укладываемся в срок. И потом - этот дом, так сказать, украсит, увенчает Качаловську улицу. Вырисовывается определенный ансамбль...
П л а т о н . Но сотни людей трудом заработали, ждут на квартиру, на свой уголок, уют... Квартира не отель - приехал, уехал. Там будут рождаться, жизнь проживать, умирать. А вы: «коммуникации», «план», «увенчать Качаловську».
Петр. Живут, умирают - далеко, тату, заглядываете.
Платон . Завод гудит. За пять лет мост, машины задимлять, как львы зарыкают все...
Петр. Мост будет через пять лет. О нем мало кто знает.
П л а т о н . И за пять лет жители пожалуются, начнут разбираться, а там и твоя подпись, Петр. И скажут: совести у него не было, и с работы гоняют, и все кувырком.
Петр. Папа! (Объясняет тоном учителя.) За пять лет я, может, и не буду работать здесь, переведут на другую работу. За пять лет кому захочется возвращаться к строительству? А если и будет рассматриваться, то в крайнем случае - выговор. Вот так!
И предлагает обедать - с пивом, таранечкою, как дома некогда.
П л а т о н . Петр, скажи, ты любишь свою землю, своих людей, государство свою?
Петр (вспыхнул, тихо). Только вам я прощаю такие вопросы!
Платон. Любишь, иначе и немыслимо. (Пауза.) А знаешь, кто больше вреда приносит земли нашей, людям, государству нашей? Маленькие временщики!
Петр. До чего я здесь?
Платон. К тому! В тебе тоже временщик обозвался... За пять лет, мол, может, меня на этой работе и не будет. Мол, другой будет отвечать - вот и вся философия временщика. Наделает, напакостить, напутает, грядку свою слоганов, затем на другую работу сам пойдет или перебросят... И сухим из воды! За каждый год, за каждый месяц, за каждый час своей работы - отвечай! Умрешь, и тогда память о тебе ответит за дела твои. Иначе немыслимо... (Пауза.) Говоришь, в крайнем случае выговор. Эти выговоры в печенках народных відболюють!.. Выговоры! Все выговоры, вынесенные в стране, можно в один сейф собрать! Слышишь, в один сейф! А бракованные здания, заводы, уничтожены реки, тысячи машин и на миллиарды бракованного тряпье... Это те же самые-выговоры, их не спрячешь в сейф. (Улыбнулся.) И не увидишь ее на мужчине! Хоть бы ее, как гирю, на шею вешали, сукины сыны, чтобы поперек трещал от нее! Вот так, сын мой...
Петр. Послушать вас, за каждую мелочь - суд?
Платон. Труд человеческий ценить надо, как свой! Человека ценить и себя!
...«Жильцы»... А можно сказать, те, что налог платили, чтобы в институтах учить вас... изучили, а вы им на Качаловській...
Лида снова предлагает мужчинам пообедать, выпить пива.
Платон. Есть такие, сынок, что меня по-всякому прозывают: и «жмикрут», и «лихоимцев», и «скряга»... пусть себе. Иногда увидишь: трубы валяются заржавевшие, куча цемента под дождем пропала... и мне жаль, поверь, как своего, аж в груди жжет... оно таки наше совместное...... Государство у нас такая! Хотим жить хорошо. От завода до соломинки, до гвоздя, кир-пичинки - все беречь надо! Скупыми быть! А не розкрадниками и бай-дужниками! Скупыми!!! Иначе и немыслимо!
Петр предлагает заканчивать диспут, а отец говорит:
- Пока не поздно, напиши, сынок, куда следует... Напиши: ошибся. Признайся, что ошибся. Пусть строят не там... сядь и напиши.
Лида. Так просто: сядь и напиши.
Петр (удивленно). Что написать?
Платон. Что жить там людям нельзя. И докажи.
Петр. У вас отсутствует логика. В строительство вложено уже десятки тысяч рублей. Призываете быть скупым, а здесь - тысячи на ветер. Кто позволит?
Платон. А потратить миллион на дом, в котором жить каторжно, миллион - еще больше расточительство... и пренебрежение к людям... Поэтому, пока не поздно, пиши...
Петр возмущается, чего это он должен отчитываться перед отцом за свои служебные дела, он же из детского возраста давно вышел. Но Платон Никитович отрицает гневно:
- С возраста сына моего не выйдешь никогда! Тебя называют не Петька, а Петр Платонович! И Платон за тебя, за твои дела отвечает. И совесть рода своего не дам пятнать!
Петру не по себе, он растерянно говорит, что как напишет такое, то и работу потеряет, и могут исключить из партии.
Отец отвечает, что ж, такое случается. Зато совесть сыновняя будет чистой. Петр говорит, что, в конечном счете, у государства много организаций и органов, которым предстоит проверять и присматривать.
Платон . У государства вас миллион - за всеми и не уследишь, а у меня вас четверо. Каждый должен видеть и за каждым присматривать! Испокон веков так велено родителям! Иначе немыслимо.
Картина четвертая
Ранняя осень. Платон мастерит на дворе, заходит Крячко. Обращается к Платона, будто сочувствуя:
- Сопеш уже, Платоне... А чего? Дети обшматовують, обкусують здоровья родителей. Павлика не слышно? А как Петр? Переживает?.. Такая работа была, а теперь рядовым инженером. Покинул квартиру. Стыдно стало, и к отцу! А Лиды не видно. Бросила? Такая красивая, ей деньги нужны, а рядовой... уже не тот коленкор. И Федор, вижу, ходит с докторшею... В них и
до сих пор не определено. Дети! (Пауза.) Но твои хоть на свободе, а моего на три года в колонию... ездил, навещал... Там такая шпана, что попа должности, выйдет оттуда бандюгою первого сорта!
Заходит Маляр, он пьян. Цепляется к Крячко, оскорбляет его. Потом обращается к Платона и говорит, чтобы ему вернули жену:
- Да-да, отдайте! Мы еще не разведены, живем в одной квартире, но она уже ваша... Отдайте! Я заново с ней женюсь. Свадьба відгуляю. Бывало, и ругал ее, и бил понемногу... Видите, как на духу перед вами... Предавал, бывало, потому что она мне казалась какой-то пресной: и глаза, и руки, и как вернется, как пройдет - все мне не нравилось, а теперь... (Вырывается бессмысленный смех.) Все нравится!.. Нравится!.. Отдайте мне. Магарыч... Заново отгуляем свадьбу.
И добавляет, что Клаве нужны только новые наряды, она разорит Ангелов. Потом Маляр идет опохмелятися и грозится сжечь «коршаче гнездо», а женщину искалечить.
Платон Никитич сам. Видно, что на душе у него тяжело, и сердце болит.
Заходит Павлик в новой модной куртке, возмужавший. Заметно волнуется. Позвал: «Папа!», а потому показалось, что слышится Павликов голос. Но вот взволнован Платон видит Павлика. Парень расспрашивает о матери, все ли благополучно дома. Рассказывает, что институт не бросил, перевелся на вечернее отделение. На каникулах поехал на Север работать в строительном отряде. Сначала было трудно, потом привык. Оля с ним поехала, варила бригаде есть. Заработали около двух тысяч. Отец удивлен, что такие большие деньги. Сын показывает ему свои руки, все в мозолях.
Платон спрашивает, почему Оля не пришла. Павлик обещает, что они придут вместе на субботний обед.
Платон (каким-то голосом, словно сдерживая плач, и радость). Собирается семья... Сынок, Павлику, здравствуй! (Подошел, обнял сына.)
С противоположных сторон выходят Таня и Виля. Они всматриваются друг в друга, ждут, кто первый произнесет слово.
Таня спрашивает, почему парень так на нее смотрит, будто узнает. Виля отвечает, что узнает в ней свою суженую. Потом спрашивает, не дочь она Ангела Платона Никитича. И рассказывает, что приехал писать портрет ее отца, потому что он в нем «засветился». Таня не понимает, что это значит, а Виля говорит, что ее папа поймет.
Картина пятая
Двор Платона. Семья готовится к обеду.
Входит Лида. Все ужасно удивлены. Немая сцена. Выходит Петр, не видя Лиды, просит, чтобы ему кто-то завязал галстук. Лида подходит, завязывает мужчине галстук, затем отступает и почти кричит:
- Петенька, поцелуй же, проклятая душа твоя. (Бросилась, обняла Петра.) Затем обратился к Платону:
- Хотела расстаться, чтобы не видеть его. Знаете, что стругнул ваш сынок? Написал: «Можешь мне не возвращаться, я тебя пойму и прошу, меня уже сняли...» И напиши, что попрошайничать пошел, все равно же любить буду... Доленько ты моя ясная.
Таня от всех присутствующих расцеловывает Лиду и говорит, что она - их. И стала еще больше модницей...
Лида . Потому что теперь я имею еще больше нравиться мужу... Ишь, пробовал отказаться.
Платон спрашивает, где же ее вещи. Лида говорит, что недотянула сама, оставила на станции в камере хранения. Ведь еще и машинку пишущую прихватила - теперь будет работать.
Ульяна приглашает всех за стол.
Таня восклицает:
- Вот сегодня праздник так праздник!
Семья Ангелов садится обедать. Платон Никитович достает блокнот, а Таня замечает, что «экспроприацию» зарплаты можно было бы перенести на завтра. Отец говорит, что здесь гостей нет, все свои.
Федор все время поглядывает на дорогу. Заходит Клава, приветствуется. Платон встает, проводит женщину к свободному стулу и говорит, что теперь это ее место.
Дети начинают сдавать деньги отцу.
Таня (подает деньги). Сто семьдесят. Тридцать оставила на курсы.
Платон. Уже ничего.
Таня. В сборочный перешла.
Федор (подает деньги). Двести восемьдесят...
Таня. Растет человек... Похвалите, папа.
Платон. Ему много и надо.
Петр. Возьмите, отец, и мои.
Платон посмотрел на Лиду.
Лида. Берите, берите. Традиции Ангелов нарушать не надо.
Платон. Я уже завел графу на тебя, Петр. Сколько же?
Петр. Сто семьдесят пять.
Платон. Маловато... Присматривайся, как можно приделать.
Петр. Присматриваюсь.
П а в л и к . Тату, а от нас с Олей вам подарок.
Оля и Павлик выносят узел, решают, там кожух. Павлик набрасывает отцу на плечи.
Платон. Вот кожух, износу ему не будет... Павлику, Оля, спасибо вам... Но, Павлику, этим не отбудешь... вот вы заработали с Олечкой около двух тысяч, тоже надо сюда...
Таня. Папа, это уже недозволенный прием.
Ул я н а . Только в перышки убиваются.
Федор. Они же студенты.
Платон (как будто и не слышал, что говорили). Надо сюда. У Федора собранно, хватит на кооперативную квартиру. А Петра, как у Сковороды,
только книги. Надо ему помочь на кооператив. Ты, Павлик, будешь жить у нас. Учитесь оба, надо вам и есть, и все приготовить. Словом, жить у нас.
И н я . Тату, это совет или директива?
П л а т о н (чуть улыбнулся). Постановление. (Свернул блокнот, очки, поднялся.) Сегодня пообедаете, детки, без меня. Пойду отдохну... (Пошел к дому, на крыльце оглянулся на своих, будто хотел вернуться, и пошел в дом.)
Ульяна сказала, что отцу надо отдохнуть, устал. Таня спрашивает, будут ли они обсуждать «постановление», а Оля говорит, что они с Павликом согласны сделать так, как сказал папа.
От соседей врывается песня. Таня говорит, что может, вернулся Ваня, сын Крячко.
Заходит Крячко, удивляется, что сколько людей за столом - и не нельзя считать. Ульяна спрашивает, не вернулся его сын, это же радость. Крячко с горечью говорит, что сыну еще сидеть и сидеть, а музыку включил на несколько минут он сам, потому что так стало тоскливо на душе...
Крячко приглашают пообедать. Тот спрашивает, где же это Платон Никитович. И, услышав ответ, удивляется - такого еще не было, чтобы Ангел отдыхал, и говорит, что пойдет к нему.
Семья начинает обедать. Таня предлагает выпить за папу, а сначала спеть своей детской:
И сказала тихо:
- Не проказничайте, потому что идет папа! - И сказала тихо:
- Спать, дети, потому что идет папа! - И сказала тихо:
- ешьте, дети, потому что идет папа. И сказала тихо:
- До работы, потому что идет папа.
Из дома Ангелов получается Крячко, сам не свой. Едва сдерживает мужской плач: - Как им сказать, что у них уже нет папы! Уже нет отца! Уже нет Платона! Слышать песню:
И сказала тихо:
- Хоть жениться, спроси папу. - И учила тихо иметь:
- А как жить, скажет папа.