ТИМОФЕЙ БОРДУЛЯК
ДЕД МАКАР
(Сокращенно)

II
Екатерина Грущиха от шести воскресений повдове ла. Ой муж Семен Грушка, халупник1[1] был трезвым и трудолюбивым человеком: работал, зарабатывал, давил грош до гроша, зодягав и питал себя, жену и пятерых детей. И лучилася эму несчастливая приключение. Семен был с другими рабочими в лесу круг бальків. Рубили сосну, а он, - с неосторожності, или "так должно быть", как говорили после его товарищи, - підліз под дерево, и оно, падая, придавило Семена и забило на месте.
Семена принесли из леса на носилках неживого, а за два дня и похоронили, и то с большой процессией... Двинулся печальный поход в церковь, а из церкви на кладбище, где в сырой земле закопали Семена. Еще раз все помолились за его душу, а затем вернули - кожде до своего дома.
Послидняя вертала Екатерина с детьми, а за ней в определенном отдалению ковылял одинокий мужчина - дед Макар. В одной руке он имел грубую суковату палку, а в другой держал рваную шапку и, глядя вперед себя в землю, что-то перебирал губами. Мог бы кто думать, что он, как обычно, шептал молитвы. Но он не молился. Он, идя по дороге, думал и шептал сам себе тихие слова.
"Ну, уж ныне вижу я, что я богач, и то еще какой! - мурмотів он под носом. - А та женщина, что идет вперед меня, и молодая еще, и здоровая, и имеет свою хату, а она бедная, еще біднійша от меня. Я иду с палкой и с сумками от дома к дому и везде достану кусок хлеба, а она этого не сделает, ей того не можно... Ба! Но что же она будет делать? Как ей выкормить, как одеть те дети, пока хоть двое старших станет делать на себя? Должна ходить на зарібки! Ну и что же заработает? На день две шістки2[2], время лишь кільканайцять крейцарів3[3], время и ничего?.. И чем же здесь выжить матери с детьми, не говоря уже об одежду?.."
Еще раз оглянулся дед Макар за несчастной челядію4[4], вздохнул тяжело и поплівся в боковую уличку к себе, на свою квартиру.
      
Ill
Дед Макар был общественным дідом5[5]... Он здесь осел давно, и для того6[6] все его хорошо знали: и старый, и малый. Старые люди понимают, как еще по венгерской войне пришел откуда-то в белом кабаті7[7] и в синий жовнірській шапке и стал наниматься по хозяевах к работе. Был грамотный... Он делал хорошо всякую работу, а уже лучше умел делать снопы и пошивати8[8] дома, - и на старые лета, когда уже стал изнывать к цеп и к косы, занимался исключительно только пошиванем домов, за что хозяева его очень уважали и величали даже "мастером".
Пошив Макар почти каждый дом в селе, полатав старые крыши на всех домах и сам еще больше постарився: поседел, поморщился, згорбатів...
- Люди добрые! - сказал он наконец. - Я делал, как долго мог, а дальше нечего, нет уже прежней силы. Теперь не остаєсь мне ничего, как только ушить две сумки, вырезать палку и айда за ласковым хлебом! - и засмеялся дед Макар.
И действительно! Вскоре раздобыл себе все дедовские причиндалы, и еще купил за лишние деньги лиру, и стал ходить по домам за милостыней. По жебрущого дедов, то уже нашим людям нельзя отказать в жертволюбивості. Это вещь известная. Поэтому и Макара никто не отпускала с пустыми руками, где только показался. Люди считали его за своего и любили за то, что он умел развеселить каждого, порадовать, а что уже больше, то за его песни, которых умел очень многое. И как сядет когда дед Макар на базаре, как станет трумкати на лире и распевать или святого Николая, о святую Варвару, или о Правде и Кривде, то конечно обступить его целая община, а бабы то аж плачут, слушая...
В начале своего нового положения в общине дед Макар стоял там, где мог. Где-нибудь зайдет в дом, посидит, погреется, поговорит, а как ночь западет, то и переночует то в доме, в сарае. Однако такая беззащитность была для него невыгодна, и для того он стал искать для себя постоянной квартиры и нашел й в халупнички Таньке Безпільної. Она жила в низенькой хижине, которая по старости так уже осела, маленькие окошки лежали почти на самой земле.
И были это две вполне противні9[9] натуры. Дед Макар был человек тихий, богобоязненный, а Танька с красным, как свекла, носом и с красными, хоть уже поморщеними лицями10[10] была женщина неусидчива. К выпивке, к кутежу - ой как зажег, хоть уже и четвертый хрестик11[11] ей истек. Жила она с того, что в корчме доила коров, носила воду, мыла посуду, по шабасах шинкувала12[12], а к какой-либо тяжчої работы никогда не бралась, вимовляючись13[13] слабым здоровлєм. Розумівсь, такой заработок не виставав ей на веку, поэтому и частенько достигала она рукой к Макаровых мешка. Дед Макар смотрел на это сквозь пальцы. Все же он сидит в й доме и полагается ей какое-то чиншове14[14]. Танька очень часто приходила домой подвыпившая и приносила не раз еще и в флящині горівки и остальные доправляла в своем доме.
Когда-то было в ней несогірше хозяйство, свое поле. И уже ой небіжчик15[15] человек... удался негосподарний. Бил ой, сколько ся влезло, а хоть и не пил, то зато любил хорошо съесть, особенно дреглі16[16] и колбасы составляли для него непобориму покусу17[17]. И откуда раздобыл который грош, сейчас его пускал на те лакомства. Затем стал продавать по кусок поля, пока всего не випродав, не проел, не прокурил, а сам умер. Тогде допервах18[18] Танька послышалась свободною и поздравила ту свободу бокальчиком. Затем медленно розпилася и сошла, как говорится, на тираж. Хотя и люди смеялись с нее и даже ею помітували19[19], то она на это не обращала внимания. Где только свадьба, крестины, вечеринки, словом, где только слышала горівку, там она повсюду впихалась. Повсюду была веселая, жартовлива, словно пустая девушка, и доперва, когда хорошо напилась и еще больше покраснела, вплоть тогда она становилась уважительной, статочною...
Да, да, Танька Безпільна была частенько пьяная. Вот и теперь, когда дед Макар пришел с похорон Семена Груши, застал й в нетверезім состоянии. Она сидела за столом красная, как грань, перед ней стояла пустая фляшка, лежало несколько окрушків20[20] хлеба, несколько зубчиков чеснока. Хоть на лежанке светился ночник, то она языков не завважала деда Макара. Прислонив ладонь одной руки в висок и качая головой то в одну, то в другую сторону, она пела унылым протяжным голосом:
Эй вы, волы мои седые, почему не орете?
Эй вы, лета молодые, почему бесполезно с свита идете?
Эй, пахали бы мы, и не стояли бы мы, некому погонять,
Эй, не шли бы мы напрасно с свита, некому уважать...
- Уже опять пьяный! - пробормотав дед Макар. - Эй ты, паскуднице! - стал он кричать ей над головой. - Ты Бога не боишься и встиду не имеешь? да?
- Из беды, дедушка, из беды! - произнесла Танька жалобным голосом, словно звиняючись, и стала вновь петь, и уже на другую нута:
Было у меня когда-поле,
Богатство, достаток, -
Теперь меня беда угнетает,
Потому что поля ни заплаты...
- Ах, ни на пядь нет святой земли, чтобы хоть десять бараболь посадить... Все заняли чужие люди... А теперь еще и вы будете надо мной издеваться в моем собственном доме?! - закричала она возвышенным, охрипшим голосом деда. - Когда вам плохо в моем доме, когда вы такой святой, то убирайтесь себе от меня где хотите! Вон!
Она подняла вверх кулак и хотела сама подняться со скамейки, и, видимо, она была очень пьяна, потому повалилась под лавку и в одно мгновение захропла, заснула.
- Тьфу! Ничего нет на свете плюгавійшого от пьяной женщины, - сказал дед Макар и пошел искать своего леговища21[21]. Оно находилось в соседней комнатке, что подобала на валькир22[22], а еще больше на ячейку. В ней было пусто: ни стула, ни скамьи, даже солнечный свет не добывалось до нее, потому одинокое маленькое, давно уже выбитое окошко дед Макар заткнул латуном23[23]. Целой обстановою в той ячейке была стухла солома, грубой верствою24[24] лежала на полу. Здесь-то подобрался дед Макар и стал после своего звичаю25[25] моститися. Мостился, мостился, шелестел соломой, мурлыкал что-то к себе, наконец тяжело вздохнул и заснул сном блаженних26[26].
Затихли человеческие голоса в маленькой хижине, только сверчки где-то под печею и в старых стенах заливались своим цвіркотом, словно для них только взошло солнце, наступил белый день...
      
IV
От смерти мужа Екатерина Грущиха остала в доме одна с маленькими детьми. Горькое го было жизни! Бедная женщина плакала, била в стену головой, не брался й ни сон, ни работа; беспрестанно черные мысли, как те облака, толпились по го бедной голове, а неопределенная будущность, как то страшилище, поминутно появлялась перед глазами. Уже шел шестой неделю й одинокого жизни, а никто к ней не навідовався, никто не пришел утешить, дать ей совет...
Осталось было немного припасов хлеба, муки, пшена, картофель, - все это постепенно прошло, потому что дети живы, хотят есть. Все получилось, остался лишь голый борщ27[27], а к борщу хлеба - ни кусочка. Вот почему-то Катерина пошла в угол, чтобы дети не видели, и залилась горькими...
А дети, конечно, как дети: позаседали себе круг стола и жебонять себе весело, заглядывая в борщ, дымился из глиняной миски и отражал в зеркале кудрявые головы детей, отбивал домашнее окно, а сквозь окно целую окраину.
- Смотрите, - говорит старший мальчик к вторых, - я вижу в борще вас всех и себя!
- А я сижу окно, - отдалось вторых, - а там дальше синее небо с белыми хмарочками...
- А я сижу ворота и иву возле ворот...
- А смотри! - подхватил вновь старший мальчик, - вот ворота открываются, кто к нам идет... только не могу хорошо распознать, кто это такой... Мама, кто к нам идет! - обернулся он к матери.
И действительно! В сенях далось слышать муркотанє, подобное шуму, который выдает, летая, большая муха или шмель. "Се дед Макар!" - проговорил паренек будто сам себе. В этой же волне отворились двери и на пороге показался дед Макар - старый, сгорбленный мужчина, с седыми от ветра взбудораженному волосєм, с седой бородой, с перевішеними за плечи сумками, с поморщеними, свежо исцарапанными лицами и с попідбиваними глазами.
- Слава Иисусу Христу!28[28] - сказал он с низким поклоном перед образами. Он оперся о закривлену палку и стал вслух отказывать молитвы: "Отче наш", "Богородице Дево", а затем стал поминать умерших: "Помяни, Господи, усопших отцов и маток, помяни братцы, сестрицы, свекрови, швагри и зовиці29[29], что в чистових30[30] муках - зістають, ниоткуда спасения не имеют... Помяни, Господи, усопшого раба Божьего Симеона и дай ему светлость вечную, отверстия эму врата небеснії..." Кончив свои молитвы и поминаня, випростувався и стал рассматриваться по дому, словно ожидая милостыни.
Екатерина отерла запаскою31[31] слезы и приступила к деда Макара.
- Дед, - стала она с сожалением говорить, - пусть вас Бог споможе... Еще я никогда не отпустила убогого с пустыми руками, но сейчас не имею вам дать... Видит это Бог милосердный!..
- Гм, гм, не есть что дать, - говорил дед будто с упреком, - а вот на столе стоит борщ. Почему же не имеешь что дать?
- Ну, садитесь, дед, берите ложку и ешьте, будьте у нас сейчас гостем.
Дед Макар приблизился важным шагом к столу и сел около миски.
- Ге, детишки! - начал он заискивать к детям, - на столе борщик стоит, только я у вас не вижу я хлебушка на столе...
- Потому что нет у нас хлеба, - ответил старший мальчик с умными глазами, - уже три дня нет и не из чего испеки.
- То плохо, голубчики мои, когда нет хлеба, надо его откуда-то раздобыть.
Он снял с себя одну сумку, поставил себе на колени и начал из нее вынимать окрушки хлеба.
- А вот нет, голубчики, хлебец, ешьте с борщиком, - говорил он, кладя перед кождою ребенком окрушок, - а как съедите, то я еще добуду.
Дети смотрели сначала как-то несмело то на хлеб, то на деда. И, видно, им так и запах хлебец святой, потому кожде брало за свой кусок и ел с борщом.
- Катерина, - произнес он, - а ты чего стоишь в углу и хлипаєш? То что пользы? Скажи сама! Вот ходы к группе, бери хлеб и мужайся, ибо уже только снасть32[32] с тебя... Здесь плач ничего не поможет, еще раз говорю. Здесь надо мудро задуматься, что делать...
- Ах, посоветуйте, дедушка, посоветуйте! - лебеділа33[33] Екатерина. - Потому что уже сама не знаю, что мне делать: или утопиться, или в землю провалиться...
- Не гневи Бога, глупая женщина! - возмутился с уважением дед Макар. - Такая беседа только грех на душу взыскивает!
Она приблизилась к столу и взглянула на свои дети, и еще большую боль пірвав й за сердце. Недавно й человек, хороший работник, трудящийся хозяин, не давал ей с детьми голодать, а теперь вот до чего дошло! Ой дети сидят возле голого борща и едят дедовский хлеб... Хоть и как собиралось ей на новый плач, и она уже не плакала, желая услышать от деда умное слово.
- Сядь-ка тут возле меня, милая, - начал к ней ласковым голосом дед Макар, - и слушай, что я тебе буду говорить. Печную от моего собственного хлопот... Вот видишь, я отныне зістаю без крыши, без защиты. Тая проклятый пьяница Танька выгнала меня, выбросила из дома. А знаешь за что? За то, что я й вгомоняв34[34], чтобы не пила, чтобы постаткувала35[35]. А она за это вот что со мной сделала, да еще и набила на дорогу, поцарапал когтями, вплоть люди милосердяться36[36] надо мной. Ну, досталось и й от меня, но что же? Всегда я теперь бездомный, беззащитный, как и былина в поле. Для того я вот к тебе обертаюсь37[37], или бы ты не приняла меня к себе на квартиру? - не дожидаясь Катерининої ответа, говорил он дальше:
- А теперь относительно твоего горя. Большое оно, безграничне и бездонное, как море, - се кождому известно. Только здесь плач и черные мысли ничего не помогут. Ты должен погодитися38[38] с судьбой, должен випогодити свой розум39[39] и взяться неусыпного труда ради тех детей, чтобы дать им совет, пока хоть двое старших станет на себя делать и тебе помогать. А между тем, если бы ты меня к себе приняла, то и я, может, тебе хоть немного помог. Вот ты пійдеш где на работу, а я буду дома, припильную детей, а я пойду пределы люди, то все принесу хлеба, время и кусок сала, и который грош, да и поделюсь своим добром с твоими детьми... Ну, что же , Катерина? Годишься на то, что я говорю? Говори!
Екатерина молчала, ей не могло поместиться в голове, ой как дети могут есть хлеб с Макаровых сумок и что сказал бы на это покойник, й мужчина. Она была в душе противная предложению деда Макара.
- Что же? Ты молчишь? - спросил дед укоризненно. - Ты гордуєш, відпихаєш от себя мою благосклонную руку? Ну, делай, как сама знаешь... ,
Екатерина взглянула на Макара. С наїженими бровями, с нахмуренным высоким лысым лбом он показался ей в той волны страшным, однако с его тусклих серых глаз так и говорила ой какая несказанная доброта, привязанность, величавість40[40]... "Что ж, - подумала она себе, - грех гневить старого, а тем более не приймити бездомного старика в дом. Пусть разве делает, как хочет, не буду ему противиться, хотя и его подспорье, что он мне хочет давать, не видаєсь41[41] мне нечем, как только стариковской прихоти. Голодный голодного не накормит..."
- Хорошо, - сказала она по волне, - оставайтесь у нас, дед... Я думаю-вот, сама не знаю что... такая уж у меня теперь голова тяжелая...
- Ну, слава Богу, что не гордуєш, - сказал урадуваний дед. - Не бойся, я тебе в доме не заберу много места. Вот где-нибудь в углу, а летом пересплю и на приспі или на горі42[42], а все-таки буду иметь пристанище...
Дед посмотрел на миску. Дети за то время съели немного борща, а остальные застыла.
- Ну, Катерина, - начал он дальше, - когда между нами пришло к согласию, то должны заесть магарыч... Подлый борща, когда есть, и сядь заїж, покріпися...
Екатерина подлила горячего борща, дед Макар добыл из сумки свежего хлеба...
- Кушайте, касатики, - поощрял он дети, - и ты, хозяюшка, бери нашего хлеба... Мы тебе позичаєм, пока на свой заработаешь, - добавил он, улыбаясь.
И голодная челядь сербала мутную теч43[43], ела с большим вкусом голый борщ, прикреплялась к борби с житем.
Съели весь борщ до капли.
Дед Макар положил ложку на стол и перекрестился набожно три раза до образов.
- Вот и поживился, - сказал он, - слава Господу Богу и тебе, господин! Хороший борщ, кислый, видно, старый, такой, как я люблю... Что же, Микольцю? - обратился он к старшему парня. - Тебе уже, наверное, кончится седьмой год, может, ты начал учиться читать, да?
- Где уж ему учиться читать! - вмішалась Екатерина. - До школы не имеет-таки в чем ходить, ну и с детьми должен кто-то зістати, когда я иду из дома. А кто же зістане, как не он, старейший?
- Ну, я тебя, Микольцю, сам буду учить читать, как только буду в доме: вечерами, порой днем. Что же, имеешь охоту к науке?
- Почему нет? - ответил мальчик. - Только я книги не имею.
- Это ничего! - сказал дед. - Книжка у меня есть старенькая, а как підучишся, то и больше книг роздобудемо, и будем читать, аж сердце зрадуєсь... Будешь мне мою молодость напоминать, гей, гей! Только я, голубчик. Немного уже недовиджаю; и сие не мешает: как заложу на нос очки, то еще буквы разберу, не бойся...
      
V
И дед Макар сопоставь от того времени у бедной вдовицы на квартире. Люди заметили, что он сделался какой-то моторнійший, стал и до дальних деревень заходить, куда давнійше не заглядывал. А на відпустах44[44], на базарах так набожно молился, с таким чутєм распевал святой Варвары и Правды и лжи, что еще большие общины обступали его и еще больше находилось таких, что из-за тех песен плакали, - ну, и больше сыпалось крейцеров и хлебушка к Макаровых мішчат. А мне сказал он однажды втайні45[45]:
- Только теперь, на старости, слыву я вполне счастливым, когда есть маленькие дети, когда есть о ком заботиться, кого кормить...
А Екатерина? Она стала ходить на зарібки. Плата поденной работницы у нас слишком нуждающаяся, чтобы вистала для нее и .для пятеро детей. Она скоренько познала, на которой происшествии становился для го детишек хлебец деда Макара. Она благодарила ему, как могла: и обстирывала, и облатувала, и на печи объема стелила, и кормила борщом и капустняком (это были две любимые его блюда), а когда учила свои сироты молиться за душу их батенька, не забывала от себя добавить украдкой еще один "Отче наш" за здоровлє деда Макара.



1[1] Халупник - безземельный человек, имеет лишь небольшую хижину (хибарку).
2[2] Шестерка - монета стоимостью в три копейки.
3[3] Крейцар, крейцер мелкая монета из серебра и меди.
4[4] Челядь - здесь: дети.
5[5] Общественный дед - нищий, нищий.
6[6] - здесь: так, за то.
7[7] Кабат - жовнірський (солдатский) мундир.
8[8] Пошивати дома - сшивая снопы, делать соломенные крыши.
9[9] Противные - здесь: противоположные, совсем не похожи.
10[10] Лица - здесь щеки, скулы.
11[11] Четвертый крестик - сорок лет.
12[12] Шабас - суббота, праздничный день у евреев; шинковать - продавать водку в кабаке.
13[13] Вимовляючись - здесь: отговариваясь, объясняя что-то.
14[14] Чиншове - плата (здесь: за квартиру).
15[15] Покойник - усопший, умерший.
16[16] Дреглі, студень - холодец.
17[17] ІІокуса - соблазн, заваба.
18[18] Доперва - тогда только, давеча; только.
19[19] Помітувати - нехтуватн, презирать.
20[20] Окрушок - кусок, ломоть.
21[21] Леговище - здесь: ложе, постель.
22[22] Алькир, валькир - частичка большой комнаты, отгороженная стеной с дверью.
23[23] Латун - свита с многими заплатами.
24[24] Слой - здесь: слой снопов или соломы.
25[25] После своего обычая - по своему обыкновению, по привычке, как всегда.
26[26] Блаженный - счастлив, безгрешен.
27[27] Голый борщ - суп из самых квашеной свеклы, иногда затовчена пшеном, но без жира и картофеля.
28[28] Слава Иисусу Христу - так на западных землях Украины издавна здоровались люди; ответ: "Навеки слава!".
29[29] Швагер - родной брат жены; золовка - родная сестра мужа.
30[30] Чистовище, чистилище - за религиозной легенде, место "на том свете", где через страдания очищаются от грехов души умерших.
31[31] Запаска - здесь: холщовый фартук.
32[32] Снасть - здесь: скелет человека.
33[33] Лебедіти - здесь: говорить жалобно, со слезами в голосе.
34[34] Вгомоняти - вговорювати, наставлять на хорошо.
35[35] Постаткувати - вести себя степенно.
36[36] Милосердитись - сочувствовать, болеть над кем-то.
37[37] Вращаться - здесь: обращаться.
38[38] Согласиться - здесь: смириться.
39[39] Випогодити ум - прояснить мнение.
40[40] Величавость - уважительность, величество.
41[41] Видаєсь - кажется, представляется.
42[42] На горе - здесь: на чердаке.
43[43] Течей - здесь: жидкость (то, что течет).
44[44] Отпуст - праздник.
45[45] Втайні - тайком, по секрету.
??

??

??

??