ости смотрел на меню.
- Перикл!- еще издали крикнула Зося.- Я купила тебе носки с двойной пяткой. Познакомьтесь. Это Фемиде.
- Фемиде! - сказал молодой человек, сердечно пожимая Остапову руку.
-Бендер-Задунайский,-грубо ответил великий комбинатор, враз поняв, что он опоздал на праздник любви и что носки с двойной пяткой - это не просто продукция какой там кооперативной артели псевдоінвалідів, а некий символ счастливого брака, узаконенного загсом.
- Как! Разве вы еще и Задунайский?- весело спросила Зося.
- Да. Задунайский. Ведь вы тоже уже не только Синицкая? Судя по носкам...
- Я - Синицкая-Фемиде.
- Уже двадцать семь дней,- заметил молодой человек, потирая руки.
- Мне нравится ваш муж,- сказал рыцарь, у которого отняли наследство.
- Мне самой нравится,- запальчиво ответила Зося. Пока молодые супруги ел флотский борщ, высоко вознося ложки и переглядываясь, Остап недовольно, искоса поглядывал на культплакати, развешанные по стенам. На одном было написано: "Не занимайтесь во время еды разговорами. Это мешает естественному выделению желудочного сока". Второй плакат был написан стихом: "Фруктовые воды несут нам углеводы". Делать было нечего. Надо было идти, но мешала какая-то неожиданная застенчивость, которая пришла неизвестно откуда.
- В этом флотском борщи,- напряженно промолвил Остап,- плавают обломки разбитых кораблей. Супруги Фемиде добродушно засміялося.
- А вы, собственно, по какой линии работаете?- спросил молодого человека Остап.
- А я, собственно, секретарь ізоколективу железнодорожных художников,- ответил Фемиде.
Великий комбинатор медленно приподнимался.
- Ах, представитель коллектива! Этого и надо было ожидать! Однако не буду занимать вас разговором. Это будет мешать естественному выделению желудочного сока, необходимого для здоровья.
Он ушел, не попрощавшись, продвигаясь к выходу напрямик.
- Похитили девушку!-бормотал он на улице.-Прямо из стойла вывели. Фемиды! Немезиды! Представитель коллектива Фемиде похитил у единоличника-миллионера!
И тут с ошеломляющей ясностью и чистотой Бендер вспомнил, что никакого миллиона у него уже нет. Эту страшную мысль он уже додумывал на бегу, разворачивая руками прохожих, как пловец воду, соревнуясь за побитие мирового рекорда.
- Тоже мне, апостол Павел нашелся,- шептал он, переплигуючи через клумбы городского сада.- Бессребреник, с-сукин сын! Меноніт проклят, адвентист седьмого дня! Дурак! Болван! Если они уже отправили пакет-повешусь! Убивать таких толстовцев!
Поскользнувшись дважды на кафельном полу почтамта, великий комбинатор подбежал к окошку. Здесь стояла небольшая, но строгая и молчаливая очередь. Остап сгоряча просунул голову в окошко, и гражданин, что стоял первым в очереди, нервно поднял острые локти и оттеснил наглеца назад. Второй гражданин, как заводной, тоже поднял локти, и великий комбинатор оказался еще дальше от заветного окошка. Локти при абсолютной тишине поднимались до тех пор, пока дерзкий не оказался на своем законном месте - в хвосте очереди.
- Мне только...- начал Остап.
И дальше он не продолжал. Это ничего бы не дало. Очередь, серая, каминная, была несокрушима, как греческая фаланга. Каждый знал свое место и готов был умереть за свои маленькие права.
Лишь через сорок пять минут Остап смог просунуть голову в почтовое окошко. Он азартно начал требовать свой пакет обратно. Служащий равнодушно вернул Остапу квитанцию.
- Товарищ, мы пакетов не возвращаем.
- Как! Уже отправили?- спросил великий комбинатор дрожащим голосом.- Я только час назад сдал!
- Товарищ, мы пакетов назад не возвращаем,- повторил почтовый служащий.
- Но это же мой пакет,- сказал Остап заискивающе,- понимаете, мой. Я его отправил, я хочу вернуть его обратно. Понимаете, забыл вложить банку варенья... Из райских яблок. Очень вас прошу. Дядя страшно обидится. Понимаете...
- Товарищ, мы пакетов назад не возвращаем. Остап оглянулся, ища помощи, поддержки. Позади него
стояла очередь, молчаливая и суровая, которая знала все правила, в частности
и то, что пакеты обратно не выдаются.
- Вложить баночку,- говорил Остап,- райские яблочки.
- Товарищ, баночку отправьте отдельным пакетом,- посоветовал служащий немного ласковее.- Ничего с вашим дядей не произойдет.
- Вы не знаете моего дядю!- запальчиво сказал Остап.- И потом, я бедный студент, у меня нет денег. Прошу вас как человека...
- Вот видите, товарищ,- сказал почтовик плаксиво,- там лежат три тонны пакетов. Где его искать?
Но тут великий комбинатор начал нести такую жалкую чепуху, что рабочий связи пошел до второго зала искать пакет бедного студента. Очередь, которая до сих пор молчала, подняла шум. Великого комбинатора разносили по его незнание почтовых законов, а одна гражданка в запале даже ущипнуло его.
- Больше никогда так не делайте,- строго сказал почтовик, выбрасывая Бендерові его чемоданчик.
- Никогда не сделаю!- заявил командор.- Слово чести студента!
От ветра стугоніли крыши, качались фонари, тени сновали по земле и дождь рассекал проекционное лучи автомобильных прожекторов.
- Довольно психологических эксцессов,- радостно сказал Бендер,- достаточно переживаний и самоистязания. Время начинать буржуазное трудовое жизни. В Рио-де-Жанейро! Куплю плантацию и выпишу себе Балаганова на должность обезьяны. Пусть срывает для меня бананы!
Глава XXXVI КАВАЛЕР ОРДЕНА ЗОЛОТОГО РУНА
Странный человек шел ночью приднестровскими плавнями. Она была коренастая и непомерно толстая. На ней был плотно одет брезентовый балахон с поднятым капюшоном. Через заросли камыша под розкоряченими деревьями человек шел на цыпочках, как в спальне. Иногда она останавливалась и тяжело дышала. Тогда внутри под балахоном слышался лязг, который образуют металлические предметы, сталкиваясь с другими металлическими предметами. И каждый раз после этого в воздухе повисав тонкий и очень деликатный звон. Однажды странный человек зацепилась за мокрые корни и упала на живот. И тогда раздался такой громкий звон, словно на паркет упали рыцарские латы. И долго еще странный человек не поднималась с земли, вглядываясь в темноту.
Шумела мартовская ночь. С деревьев падали и разбивались о землю тяжеловесны аптекарские капли.
- Проклятая блюдо,- прошептала человек.
Она встала и до самого Днестра дошла без пере-шкод. Человек підтикала полы, сползла с берега и, потеряв равновесие на раскисшей кризисе, побежала в Румынию.
Великий комбинатор готовился всю зиму. Он скупал североамериканские доллары с портретами президента в белых буклях, золотые часы и портсигары, обручальные кольца, бриллианты и другие драгоценные вещи. Сейчас он нес на себе семнадцать тяжеловесных портсигар с монограммами, орлом и гравированными надписями:
"Директору Русско-Карпатского банка и благодетелю Євсею Рудольфовичу Полуфабриканту в день его серебряного брака от благодарных сотрудников".
"Тайному советнику Г. И. Святотацькому после окончания сенаторской ревизии от чинов черноморского градоначальства".
И самый тяжелый за все был портсигар с посвящением:
"Господину приставу Алексеевской участке от благодарных евреев купеческого звания". Под надписью было еще и пылающее эмалевое сердце, пробитое стрелой, что, конечно, должно было символизировать любовь евреев купеческого звания к господину приставу.
По карманам были розсовані, как ряда бубликов, золотые кольца, перстни и браслетки. На спине в три ряда висели на крепких веревках двадцать пар золотых часов. Некоторые из них раздражали цоканням, и Бендерові казалось, что по его спине ползают насекомые или паразиты. Среди часов были дарованы, о чем свидетельствовали надписи на крышках: "Любимому сыну Сереже Кастракі в день сдачи экзаменов на аттестат зрелости"; над словом "зрелости" шпилькой было нацарапано: "половой". Сделано это было, очевидно, приятелями молодого Кастракі, такими же двоєчниками, как и он сам. Остап долго колебался, покупать этот неприличный часы, и в конце концов купил; ведь он твердо решил вложить весь миллион в ценности.
Вообще пришлось поработать всю зиму. Бриллиантов великий комбинатор достал только на четыреста тысяч; валюты, в том числе каких-то сомнительных польских и балканских денег, повезло получить только на пятьдесят тысяч. На остальное пришлось накупить тяжелых вещей. Идти наиболее мешала золотая тарелка, которую он нес на животе. Блюдо было большое, овальное, как щит африканского вождя и весило двадцать фунтов. Крепкая шея командора сгибалась под тяжелым архиерейским нагрудным крестом с надписью: "Во имя отца, и сына, и святого духа", который он приобрел у бывшего иподиакона кафедрального собора гражданина Самообложенського. Сверх креста на замечательной ленте висел орден Золотого Руна-литой барашек.
Этот орден Остап выторговал у удивительного дедушку, который, возможно, был даже великим князем, а возможно, и камердинером великого князя. Старик заправил непомерно высокую сумму, ссылаясь на то, что такой орден е в мире только у нескольких человек, да и то в основном у коронованных особ.
- Золотое Руно,- бормотал старик,- дается за высшую доблесть!
- А у меня как раз высшая,-отвечал Остап,-к тому же я покупаю барашка только как золотой лом,
Но командор кривил душой. Орден ему сразу же понравился и он решил оставить его себе навсегда, как орден Золотого Теленка.
Остапа подгонял страх и ожидание гвинтівочного выстрела. Он добежал до середины реки и остановился. Мозолило золото - блюдо, крест, браслеты. Спина чесалась под развешанными на ней часами. Полы балахона намокли и весили несколько пудов. Остап, стеная, сорвал с себя балахон, бросил на лед и направился дальше. Он остался в шубе, широченной, просто необычной шубе - это была не самая ценная вещь в Остаповому туалете. Он "строил" ее четыре месяца, строил дом, изготавливая рисунки, планы, звозячи материалы. Шуба была двойная - подбита уникальными черно-бурыми лисицами, а покрыта настоящими котиками. Воротник был пошит из соболей. Удивительная была эта шуба! Супершуба с шиншиловими карманами, набитыми медалями за спасение утопающих, нательными крестиками и золотыми челюстями и мостами - последним достижением зубоврачебной техники. На голове великого комбинатора красовалась шапка. Не шапка, а боброва тиара.
Весь этот удивительный груз должен обеспечить командорові легкая и беззаботная жизнь на берегу теплого океана, в взлелеянном в мечте ним городе детства среди балконных пальм и фикусов Рио-де-Жанейро.
В три часа ночи строптивый потомок янычар ступил на чужой заграничный берег. Здесь тоже было тихо, темно, здесь тоже была весна, и с ветвей срывались капли. Великий комбинатор улыбнулся.
- Теперь несколько формальностей с чувствительными румынскими боярами - и путь свободен. Я думаю, что две-три медали за спасение утопающих сделают их серое пограничное жизнь более привлекательным.
Он вернулся к советской стороны и, протянув в мглу толстую котикову руку, произнес:
- Все надо делать по форме. Форма номер пять-прощание с родиной. Ну что же, адью, большая страна. Я не люблю быть первым учеником и получать хорошие оценки за внимание, старания и поведение. Я частное лицо и не обязан интересоваться силосными ямами, траншеями и башнями. Меня как-то мало интересует проблема социалистического преобразования человека в ангела и вкладчика сберкассы. Наоборот. Интересуют меня наболевшие вопросы бережного отношения к лицам одиноких миллионеров.
Прощание с родиной по форме номер пять было нарушено появлением нескольких вооруженных фигур, в которых Бендер угадал румынских пограничников.
Великий комбинатор благородно поклонился и отчетливо произнес умышленно заученные слова:
- Тряску Романіа Маре!
Он ласково заглянул в лица пограничников, что их едва было видно в темноте. Ему показалось, что пограничники улыбаются.
- Да здравствует великая Румыния! - повторил Остап уже не по-румынски.
- Я старый профессор, который сбежал из московской Чека! ей-богу, еле выкарабкался! Приветствую в вашем лице...
Один из пограничников подошел к Остапа вплотную и молча снял с него меховую тиару. Остап хотел забрать обратно свой головной убор, но пограничник так же молча оттолкнул его руку.
- Ну! - сказал командор добродушно.- Ну, ну! Без рук! Я буду на вас жаловаться в Сфатул-Церий, в Большой Хурулдан!
В это время другой пограничник быстро, со сноровкой опытного любовнику, начал розстебувати на Остапу его огромную, почти невероятную зверхшубу. Командор рванулся. При этом из какого кармана выпала большая женская браслетка и покатилась по земле.
- Бранзулетка! - аж взвизгнул пограничный офицер в куцем пальто с собачьим воротником и большими металлическими пуговицами на толстом заду.
- Бранзулетка! - закричали и другие, набрасываясь на Остапа. Запутавшись в шубе, великий комбинатор упал и сразу же почувствовал, как у него из штанов извлекают драгоценную тарелку. Когда он поднялся, то увидел, что офицер не по-человечески улыбаясь, взвешивает блюдо на руках. Остап вцепился в свою собственность и вырвал ее из рук офицера, после чего сразу же достал ослепляющая удар в лицо. Дальнейшие события разворачивались с военной блискавичністю. Великому комбинатору шуба мешала, и он некоторое время сражался с врагом, стоя на коленях, метая в них медали за спасение утопающих. Потом он почувствовал невыразимое облегчение, которое дало ему возможность нанести противнику несколько блестящих ударов. Оказалось, что с него успели стянуть стотысячную шубу.
- Ах, такое отношение! - визгливо запел Остап, яростно оглядываясь.
Была минута, когда он стоял, прислонившись к дереву и хлопал блестящей золотой таріллю по головам тех, что нападали. Была минута, когда с его шеи сорвали орден Золотого Руна и командор по-лошадином мотал головой. Была минута, когда он, высоко подняв архиерейский крест с надписью: "Во имя отца и святого духа" истерически выкрикивал:
- Эксплуататоры трудового народа! Пауки! Полигачі капитала! Гады!
При этом из его рта текла розовая слюна. Остап боролся за свой миллион как гладиатор. Он сбрасывал с себя врагов и вставал с земли, глядя впереди себя затуманенными глазами.
Он очнулся только на льду, с залитой кровью мордой, в одном сапоге, без шубы, без портсигаров, украшенных надписями, без коллекции часов, без блюде, без валюты, без креста и бриллиантов, без миллиона. На высоком берегу стоял офицер с собачьим воротником и смотрел вниз на Остапа.
- Сігуранца проклята!-закричал Остап, ощупывая босу ногу.- Паразиты!
Офицер молча вынул пистолет и молча нацелил его на Бендера.
Великий комбинатор понял, что. интервью закончилось. Пригибаясь, он захромал назад, к советскому берегу.
Белый сигаретный туман шел от руки. Розціпивши руку, Бендер увидел на ладони медной пуговицы, прядь чьего шкарубкого черных волос и чудом уцелевший во время битвы орден Золотого Руна.
Великий комбинатор бездумно посмотрел на трофеи и остатки своего богатства и продолжал идти дальше, оскальзываясь по ледяным ямках и морщась от боли.
Мощный и длительный пушечной силы удар вызвал колебания ледяной поверхности. Безумно дул теплый ветер. Бендер глянул под ноги и увидел на льду большую зеленую трещину. Льдина, на которой он стоял, пошатнулась и начала погружаться краем в воду.
- Лед тронулся! - ужаснувшись, воскликнул великий комбинатор.- Лед тронулся, господа присяжные заседатели!
Он начал переплигувати с льдины на льдину, что было силы спеша в страну, с которой он так пренебрежительно час назад прощался. Туман поднимался тяжело и медленно, открывая голые плавные.
Через десять минут на советский берег вышла странный человек без шапки, в одном сапоге. Ни к кому не обращаясь, она громко сказала:
- Не надо оваций! Графа Монте-Кристо из меня не вышло, Придется переквалифицироваться на кербуда.
