|
Михаил Лермонтов
Стихи
Переводчик: Николай Зеров
Источник: Из книги: Николай Зеров. Сочинения в двух томах. К.: Днепр, 1990.
ЖЕЛАНИЕ
Почему я не ворон, не птица степной,
Что мелькнула надо мной, прыткий?
Почему я в небе не могу ширят
I саму только волю плекать?
На запад, на запад устремился бы я,
Где цветут моих предков поля,
Где в замке пустельнім, в туманах горных
Тлеют кости заброшенные их.
На древней стене - там их гербовый щит
И заржавлений меч стальной...
Я стал бы літать над мечом, над щитом,
Обмахнув бы я порох крылом.
Шотландской арфы бы я тронул струну
I пробудил бы в своде луну;
Разбудив ее, только бы сам наслухав,
Как под крышей тот гомон умирал.
О что то маріння, что голос молений
Против судьбы твердых рокувань?
Между мной и краем забытых родителей
Разлеглись глади морей.
Последний потомок по славных старичках
В чужестранных чахнет снегах.
Хоть здесь родился, я здесь сердцем чужой...
О, почему я не птица степной?
СОНЕТ
Я живу памятью и мечтами старыми;
Видений прошлого предо мной рой,
И среди них всех далекий образ твой,
Как луна ночью между тяжелыми тучами.
Страдаю раз в обладі я твоей:
Колдовским улыбкой, магическими глазами
Мой дух языков путами окованный стальными,-
И тщетно я терплю. Одиночество - удел мой.
Ты не гордуєш, нет! пылким моей любовью,
И раз чужая томлением и мольбой;
Так из мрамора кумир на морском берегу
Стоит, край ног ему соленая волна играет,
А он, в божестве затоплен своим,
Не слушает ее, хотя и не відтручає.
ПАРУС
В голубом тумане моря
Белеет парус сир.
Чего выглядел он в том пространстве?
Почему в родном крае он чужой?
Свирепствует волна, ветер играет
И мачта гнется и трещит;
Да и там он счастья не ищет,
Да и не от счастья он бежит.
Вода под ним - прозрачная голубизна,
Над ним - лучей выигрывает,
А он умоляет бурь у моря,
Словно спокойствие в бурях есть.
КАЗБЕКА
На север уезжая в далекую
Из теплых и чужих сторон,
Кавказа часовой, Казбека,
Тебе я составляю поклон.
Вповиті белой чалмой
Лоб и старческий вид твой,
И не тронет твоего спокойствия
Человека гордый беспокойство.
И сердца тихого моление
Пусть скалы отнесут твои
К ногам Аллы, в край лучей,
Где играют звездные рои.
Пусть прохладу день постеле,
Молю, на желтый пыль дорог,
Чтобы я в сожженной пустыне
На камне отдохнуть мог.
Молю, чтобы буря не постигла
В громе и бойовім огне
В тесных ущельях Дар'яла
Меня на змученім лошади.
И есть еще одно желание,
Душа дрожит... Как расскажу?
Что, когда я за дни изгнания
Забытый в края своим?
Или стріну там тесные объятия,
Бывший найду привет,
И как древнее братство примет
Товарища забытых лет?
Или уже среди могил холодных
Я наступлю на кости тех
Горячих, веселых, благородных,
Что мой делили юный смех?
О, когда так, поскорей снегами,
Казбека, заносы - молю -
I порох странствующий мирами
Развитие без сердца и сожаления.
* * *
Как небо, зрение твой лучистый
Эмалевая лазурь;
Как поцелуй, голос чистый
И тает, и дрожит.
Единственный звук твоего языка,
Единственный взгляд твой,
И я отдать за то готов
Грузинский кинжал мой.
И он порой любо играет,
Привлекательно звенит;
На звон его душа пылает
I в сердце кровь кипит.
Но мне навек остили
Война и гук боев,
Как я услышал твой голос милый
И взгляд твой встретил.
ПОЭТ
Видно мой кинжал в декоре золотой,
Холодная и верная сталь,
I кроет гарт его беспощадный, боевой,
Старого востока тайна.
Он верховинцеві товарищ верный был,
И, не спрашивая заплати,
В боях ему не раз уважения раздобыл,
Скривавивши вражеские шатры.
Забаве он годился, словно послушный раб,
На глум - звонил грозным укором,
Украшение дорога в то время ему была бы
Позорным и странноватым убором.
Хозяин лег в бою, его же на трупе взял
Казак с Терской станицы,
И потом долго он лежал заброшенный
Среди хлама в лавке.
И сейчас без ножен, избитых в войне,
Героя приятель незрадний,
Повис как игрушка у меня на стене,
Обесславлен и беспомощен.
И сейчас уже никто в опытных руках
Не витка его ласкательно,
I надписи на нем с благоговением в глазах
Не перечитывает горделиво.
Поэт! Не так ли за нашей эпохи,
Забыв свой высокий удел,
Всю мощь свою поменял ты на земные сокровища -
Все то, что имел в давние годы.
Бывало, на луну вещей твоих пылких
Вставали воины бритье,
Твой стих - то бокал был на учтах шумных,
Кадило в храмовім своде.
I языков дух господень - приказ толпе немом -
Шугав, могучий и крепкий,
Как горожанский колокол на башне вічовій
В дни напасти и победы.
И примелькался нам строгий твой язык,
Нас радует золота заблуждение;
Наш возраст, старея, словно красавица, привык
Прятать морщины под румяна.
Осмеянный Пророк, ты предстанешь вновь?
Или, нерешительный и трезвый,
Не вырвешь бесполезного из золотых ножен
Своего заржавленого лезвия?
ПОСВЯЩЕНИЕ ПОЭМЫ "ДЕМОН"
Тебе, Кавказе, царю гор земных,
Я отдаю эти небрежные рифмы,
Благослови их как детей своих
I отіни снежными вершинами.
От юных лет я к возвышенности твоих
Прикован судьбы крепкими путами.
На севере, в земле тебе чужой,
Я сердцем твой, я везде и всегда твой.
Когда меня ребенком малым
Твои тропы до вершин вели,
Все время увитых млистою чалмой,
Как председатель прислужников Аллы;
Там ветер вольный ходит одиноко,
Там ночувать слетаются орлы.
К ним и я стремив свой лет призрачный;
Я с ними был их приятель заоблачный.
Много с тех пор минуло лет,
И вновь я пришел в твои межгорье;
И как когда-то ребенку, твой привет
Ласковый был и в темные дни безверия.
Изгнаннику открылся другой мир;
Забылось беда, поступило примир'я.
И вот, среди полуночних снегов,
Тебе мое воспоминание и тебе мое пение.
ПАМЯТИ О. I. ОДОЕВСКОГО
1
Я знал его; мы путешествовали с ним
В горах востока, тоской изгнания
Ділившись дружно; и в родной дом
Вернулся я, и время скитания,
Предназначен недолей, пробег;
А он ясной не дождался волны,
Под военным палаткой в знесиллі,
Підточений недугом, пал,
Ушел от нас и виплекать не успел
Еще не созревших творческих пориваннів,
Горьких сожалений и тщетных наріканнів.
2
Он родился для них, для тех надежд,
Поэзии и счастья. И обескураживающее
С одинь детских вырвался стой как
И бросил сердце в безграничный океан -
И мир не зглянувсь, бог не спас...
Но никогда в життьовому труди
Среди людей и в степовім безлюдді
Он добрых чувств не терял:
Детский смех его не покидал,
Сердечная речь, игра глаз голубая
I в достоинство человеческой вера непоколебима.
3
Самотен стих пылкого сердца бой...
Пусть покой будет с ним, мой милый Саша,
Под укрытием тяжелым, в земле чужой
Пусть тихо спит оно, как наша приязнь,
Похоронена в памяти моей.
Ты умер спокойно, без сожаления и грусти,
Как и многие. Тайную думу
Застывшее укривало еще чело,
Как ресницы сном пожизненным сповило,
И что сказал ты на смертельнім ложе,
Никто из нас поведать это сможет.
4
Что это было? Привет товарищам
Или к отчизне скорбне накликання?
Невыносимый сожалению за молодым жизнью
Или просто вопль страдания последнего
Кто скажет нам! Твоих последних слов
Глубокая мысль, хоть полное безнадежности,
Потерялась. Мысли твои, и действия,
I намерения растаяли без сліда,
Словно осенних облаков стадо:
Заблисне вдруг на солнце - и исчезает...
Куда она и откуда?-кто спросит...
5
I знака в небесах нет по ней,
Как по детской муке лихорадочной,
Как по буянню заветных желаний,
Не сверенных ни дружбе, ни любви.
Не все ли равно? Пусть забывает мир
Жизнь твоя чужое и припадкове.
Зачем тебе тернии его оговора
I похвалы его бесполезный цвет?
Ты не служил ему... С юношеских лет
Ты уклонялся пут его лукавых:
Любил ты шум моря, мглу степей ласковых
6
И выщербленные верх горных кряжей.
I край твоей темной могилы
Все, чем тішивсь ты и что любил,
Так несравненно судьба связала.
Степь синеет, и снеговым хребтом
Кавказ его немоту обнимает,
Над морем он, наклонившись, дремлет,
Словно великан над дорогим щитом,
И ропот волн странствующих наслухає;
А море Чорнеє шумит, не умолкает.
1-Е ЯНВАРЯ
Как часто в толпе, в беспорядочной суете,
Как на моих глазах словно в полусне,
Под грохот музыки непрерывный,
Под шепот навесной заученных вещей
Пестрят фигуры надоедливые людей,
Приличные и тупые личины;
Как касаются холодных рук моих
Небрежно и смело вродливиць городских
Издавна нетремтячі руки,-
В кружінні зграйному на глаз я тону,
А сам викохую я мечтаю ослепительную
I слышу прошлых лет звуки.
А как забудуся хоть на краткий миг,
Исчезает все кругом: душа моя летит,
Словно птица с домашней темнице...
И я уже дитя, и вижу во сне моим
Места укохані: высокий барский дом,
Сад и заброшенные теплицы.
Травой, куширем порос широкий стал,
А по ту сторону село, и над полями встал
Туман, туман, где сбросишь глазом.
В аллею вхожу я; сквозь деревья горит
Вечернее зарево, и желтый лист шумит
Под робким и тихим шагом.
А тоска навалилась на мою душу уже,
О ней мыслю я, и мечту, и люблю,
Люблю ее, мою маріння,
С глазами ясными, словно огнева лазурь,
С розовой улыбкой, словно улыбка вершин
В сиянии первого лучей.
Государства странной всесильный властелин,
Я долго так сидел - и не прошло то чар:
Я еще живу в моей омане
Под бурями жажды и сомнений-борінь,
Как свежий островок между водных пустынь
В неогляднім океане.
Когда же я проснусь и ясное видение
Под шум толпы развеется и мелькнет,
Непрошене и незбагнуте,-
Как хочется мне стлумиты радость им
I в глаза бросить им стихом стальным,
Горьким от желчи и яда.
* * *
На путы суровые,
На шум привлекательный балла
Необозримые Степи
Украйны она променяла.
И юга пылкого
Себе оставила приміту
Среди ледяного,
Среди неумолимого мира
Как ночи Украйны
В сиянии зрение таинственных,
Доховують тайны
Слова ее уст чарівничих.
Как горизонте синие -
Глаз ее блеск и сяння,
Как ветер пустыни -
Страстно ее любования.
I стиглістю сливы
Розовое лицо сияет;
I солнце ласкательное
В кудрях ей золотіє.
I, искренне молясь
За примером родного края,
Нетронутую веру
В сердце детской лелеет.
Как народ ее родной,
Не ждет от чужака опоры;
Безмолвно и достойно
Терпит и издевательства, и горе.
На взгляд дерзкий
Не займется вдруг тайно;
Понемногу привыкает,
Зато не разлюбит зря.
* * *
С дубовой ветки сорвался листочек неведомый
I в степь покатился, суровыми бурями гонимый,
Засох и завял он от холода, жары и горя
И вот докотивсь наконец до Черного моря.
Край Черного моря чинара раскидывала ветви,
I ветер летает к ней в ветвях шуметь;
На витти зеленом райские качаются птицы,
Поют ему славу морской царицы.
I хилый мандрівець до корня ей приходится,
С глубокой тоской защиты молит-умоляет,
И говорит ему так: "Я дубовый листочек несчастный,
В суровом крае расцвел и опав я досрочно.
Давно я мирами без цели блуджу уединением,
Засох я от жары, завял я без сна и покоя;
Укрой путника в одежду свою изумрудную,
Не одно я скажу тебе замечательную повесть".
"Зачем ты мне?- молодая ему говорит чинара.-
Ты желтый, увядший и листьям моему не пара.
Ты мира набачивсь? И что те сказки и былицы?
Мне наскучили песни и райской птицы.
Иди себе дальше, мандрівче, тебя я не знаю,
Я в ласках солнца, для него живу и процветаю сегодня;
I ветви свое поднимаю в небо просторное,
А корень мой моет студеною волной море".
ПРОРОК
С тех пор как вечный дал судья
Мне всеведение пророческое,
Страницы злобы и зопсуття
Везде увижають вещие глаза.
Я везде любовь ведать стал
I правды чистой науку,
А темный люд на меня снял
Вооруженную камнями руку.
Бежал из города я, нагой,
Траура пеплом укрыт,
И вот в каменной пустыне
Живу, господа даром сыт.
По слову вечного, земное
Мне покорное там существа,
И звезды слушают меня
I сыплют радостные лучи.
Когда же по улицам городских
Иду поспешной походкой,
Старых я слышу обидный смех
I слово, значене хулой:
"Смотрите, дети, пример вам:
Был горд, разошелся с нами,
Хотел уверит нас, что сам
Бог говорит его устами.
Смотрите же, дети, вон он,-
Который наклонный и знебулий,
Мрачный, темный, как согнули
Его презрение и проклятие!"
* * *
Не плачь, не плачь, мое дитя!
Не стоит он твоего страдания:
Он не щадил твоего чутья,
Утехи стремился от любви.
А в Грузии у нас чай
Довольно юношей найдется;
Яснее луч их глаз
И черный ус гуще вьется.
Из дальних, из чужих стран,
Принесенный сюда войной,
Искал громкой славы он,-
Так что же он мог найти с тобой?
Он в золото тебя впитывал,
Возраст присягавсь тебя любить,
I ласки он ценил,-
И слез не мог оценить.
|
