|
Поль Верлен
Из сборника "САТУРНІЧНІ ПОЭЗИИ"
Переводчик: Николай Лукаш
Источник: Из книги: От Бокаччо до Аполлинера/Переводы/ К.:Днепр,1990
МЕЛАНХОЛИЯ
РЕЗИГНАЦІЯ
Мечтал я в детстве о чудные края,
С детства в мою душу сказка и запала
О пышности Востока, о Сарданапала...
Я творил во мнении поджаренные раю,
Где между арф летали павы злотопері,
Где между облаков парили зореокі пери!
Сейчас я перешел тот волшебный пруг -
Что ж, жизнь - наука как практическая;
Знаю, чего стоит злуда фантастическая,
И не все еще сгладил будней серый струг.
Грез широколетних сужается круг,
Тьмариться игра воображения маєстатична,
И мне немилые - женщина симпатичная,
Небогатая рима и осмотрительный друг!
NEVERMORE *
В воспоминания, молчите!.. В вялом солнцепеке
В суматохе дрозды летели полусонные,
А из леса, жарів в осеннем вісоні,
Сокрушались ветров фаготы унісонні.
Мы с ней вдвоем шли по тропе полевой,
Волосы и мысли трепал нам ветровой,
И вдруг, взглянув на меня из-под ресниц:
"Скажи мне, какой был день найкраший твой?"
Спросила она. Я только улыбнулся
И устами благодарными набожно приторкнувся
К белой руки, а сердце стало нить.
Ах, нежные первенцы лилий благоуханних,
Как ваш запах пьянит, как сладко звучит
Несмелое "люблю" впервые из уст любимых!
* Никогда (англ.).
ПО ТРЕМ ГОДАМ
Я калитку отклонил - она, старая, охотно
Меня впустила вновь в этот старый сад;
Здесь везде еще стоит утренний холодок,
На свежей зелени роса ряхтить-мельтешит.
Все, как было. Пройду же теперь из угла в угол:
Беседка светящийся фонтан струмить-журчит,
В витти горлица розливисто туркоче,
Старая осичина что-то шепчет к цветков.
Розы, как прежде, колышутся, лилии
Гордятся, как прежде, в главной аллеи,
Птички знакомые все - от ціньки к дрозда.
Увидел я и тебя, задумчивая друїдко,
С тебя белый штукатурка понемногу опада.
А резеда пахнет так сладко, аж едко.
ТОСКА
В первые ласки, а сердца юнь уязвима!
Кораллы уст, лазурь глаз, огонь чувств,
Обескураживающее открытие неизведанных миров
И сближений трепетных стихийность трусливая!
Все прошло, прошло, словно весенний ливень,
Невинный цвет души недолго золотів,-
С севера жизни кто-февраль налетел,
I упала вдруг зима - тяжелая, глухая, нудьглива.
И вот я гибію, одинокий и грустный,
Словно в склепе мертвец, холодный, ледяной,
Горький, как сирота, без сестры бедствует...
О, где же втішниця, вся ласка и тепло,
Что знает нас до дна, ничему не чудує
I время, как дитя, целует в лоб?
ИСТОМА
Любой ласковая, молю, будь кроток, как лада,
Ласковая, как сестра! I в разгаре хотений
Отдание яросне - то власти только тень,
А нежная преданность - любви настоящая власть.
В твоем голубленні такая мне отрада!
Миліш от захватов и страстных зомлінь
Поцелуи томного сумирлива теплынь,
Хотя, может, именно в нем близка таится измена.
И у тебя в серденьку, деточка дорогая,
Как говоришь ты, трубит щомить пылкая жажда?
Ты не обращай внимания на ту розвогнену вакханку!
Без дрожи и трепета до меня прильну
I, как клялась прежде, так и теперь клянись,
I плачмо до зари вдвоем, моя коханко!
БРЕД
Давно мне какая-то неизвестная женщина снится,
Что любит меня так, как я ее люблю,
И образу его никак не уловлю -
Каждый раз да и не та, что-то должно отменится.
Известно ли ей все то, что другим тайна,
Что в сердце я таю, что сердцем я терплю,
I умеет только она змивать печать сожаления
С моего лба слезами, ласковая милосердия.
Какая она на вид, не припомню я,
Имя не пойму тоже какое - то ясное имя,
Как тех любимых, что рано смерть скосила,
Зрение как у статуи, а голос недзвінкий,
Словно отдаленный, притемнений такой,
Как у покойников, что их забыть невозможно.
ТЕБЕ
Тебе этот стих тебе, утіхо винозора
С душой чистой и доброй, тебе,
Ласковая мрійнице, в горе и в печали
Душа моя кричит, от тоски непрозрачная.
Гнетет мою жизнь немилосердная змора -
Какие-то страшные волки за мной все в гоньбі,
А я кривавлюся и погибаю в позоре,
Горящий Содом, розвержена Гоморра!
Из рая прогнаний, не так когда-то страдал
Наш праотец Адам, не так стонал-рыдал,
Как я стону теперь с глубокой скорби.
У тебя же как и есть в душе какие-то заботы,
То все такие легкие, как в погожие дни
Юрливі ласточки в лазурной вишині.
ТРЕВОГА
Природно, не торка меня твоя красота -
Ни леса и поля их гойними дарами,
Ни веселчасті утренние панорамы,
Ни журних вечеров торжественна мяса.
Мне смешны все искусства чудеса,
Поэзия, и пение, и древние греческие храмы,
Соборов пышный блеск, их велеліпні ворот,
И колокольни, устремляются ввысь в пустые небеса.
Не верю в Бога я, глузую из людей,
Все отрицаю - знание, мораль, идеи...
Любовь? Не хочу знать тех выдумок старых.
Жизнью уставшая, пойнята ужасом смерти,
Моя душа - как бриг, среди волн и криг
Ежесекундно ждет конца в безжалостной круговерти.
ОФОРТЫ
ПАРИЖСКОЕ ШАГИ
Причудливый месяц приводил глазурь
На черные дома,
С острых крыш, дымоходов-амбразур
Причудливо курились вихлясті дымы.
Был виден серый небосвод, а ветер стонал,
Квилив из горечи,
И где-то вдали, между сырых канав,
Отчаянно нявчали бродячие коты.
А я шел и мечтал о дне Фермопил
I о Марафон,
I газовый свет со звездами пополам
Создавало для мечтаний тех блакитнявий фон.
КОШМАР
Снивсь мне балладный рыцарь
В одной руке искрится
Обнаженный меч, убийственная сталь,
А в другой руке блестит
Стальной щит.
Черный всадник буйно несется
Через горы и долины,
Через реки бистроплинні
На красном скакуне,
Баскім лошади.
То не лошадь, а черт безрогий,
Хорошо знает все дороги,
Без удила, без остроги
Несущийся по ветру удогонь,
Словно огонь!
А из-под каски в поторочі
То заблиснуть яровые глаза,
То погаснет... Среди ночи
Так вспыхивает-згаса
Ружей мяса.
Языков боривітрові крылья,
Языков распятые паруса,
Что непогода завихрила,
Плащ на ветру лопочет
I трепещет,
Торс показывая грубый
I сапог чудные раструбы,
А во тьме блискочуть зубы -
Языков грімниця виграва -
Все тридцать два.
МОРСКОЙ ОБРАЗОК
На суровое море,
Что всю ночь шумит,
Месяц едва струмить
Сияние, будто больное;
В темных небесах
Хмариво бескрайнее
Раз за разом крае
Молнии зигзаг;
На скалистый берег
Идут орды волн,
Их тревожный квиль
Теряется в шхерах,-
А над этим страшным
Ураганным вихрем
Роз'ярілим зверем
Громихає гром.
НОЧНОЙ ЭФФЕКТ
Ночь. Дождь и темнота. В небо серое, млисте
Шпилями и башнями - готический город -
Даль седыми мраком его уже окружила.
Равнина. Скрюченные и скрючены тела
Свисающие с виселиц, танцуют; хищные вороны
Жадливо дергают им головы и руки,
Внизу же - то волчья з'їдь, как утес - вверху.
Вон черные падуби и терновые кусты
Колюще їжаться розчухраним пагіллям,
Что языков начеркано по серому углем;
А там куда-то бредут три заключенные півживі,
Оборванные, босые; их подгонят часовые,
I лезвия бердишів так остро и проразливо
Блестят против копий взбудораженной ливни.
ПОТОРОЧІ
В них родительские, как говорят, лошади
I только и злота, что в глазах,
В них вечные скитания в законе
I вечные лохмотья на плечах.
Умный любит их поучать,
Глупый жалеет навесных,
Детвора дразнит, а девушки
Насмехаются очевидно из них.
Днем, как тени еще короче,
Они забавны и смешны,
А ночь - поторочі,
Уже урочливі и страшные.
Руками вціпившись до боли
В грифы разговорчивых гитар,
Они гугнявлять что-то о воле,
И каждый бы звук у них - бунтарь.
Любовь к вечному смеется
И плачет в водовороте их зрачков,
В них отразилась, кажется,
Красота заброшенных образниц...
Идите же, вечные странники,
Блудіть по трущобам, чухраи,
Ибо перед вами и пустые
Не открываются раю!
Природа тоже к вам негречна
(В людей учиться начала),-
Все хочет стереть неуместную
Гордыню из вашего лба.
И как осквернители вас клеймит
В своем упрямстве злой,
Так раз анафемує
Неутоленна ярость стихий.
Вас июне курят, студять декабре,
И везде, куда ни поверни,
Болезненные руки и ноги трудні
Колючие дергают тернии.
А упадете, укрытые струпом,
Под листьями осени рыжим,
То и волк згордує вашим трупом,
Бледным, бескровным и худым!
ГРУСТНЫЕ ПЕЙЗАЖИ
В ВЕЧЕРНЕМ ТЛИВІ
Мерцающие огни
Легли на поля,
В вечернем тливі
Скучает земля.
В вечернем тливі
Кто-сердце люля,
Песни сиротливі
Поет земля.
I дивные мечты
Встают, как солнца,
На западе же мечтает
Начало конца.
Там призрак багріє
Какого гонца,
I дивные мечты
Снуют без конца.
МИСТИЧЕСКИЕ ВЕЧОРОВІ ЗБЛИСКИ
И воспоминания, и зблиски вечорові
Горят-дрожат на горизонте палкім
Надежды, что в огнистому покрове
Прячется за стеной пломінким,
Где вьются, взлелеянные невесть кем,
Лилии и тюльпаны буйнокрові,
Поднося лепестки пурпуровые
С томным ароматом и трудным;
В воздухе разливаются паркім
Те благовония ядовитые, нездоровые;
И сердце, и ум словно во сне тремкім -
Мешаются в восторге п'янкім
И воспоминания, и зблиски вечорові.
СЕНТИМЕНТАЛЬНАЯ ПРОГУЛКА
Мероприятие дотлевал, багряніли облака,
Ветер колыхал белые ненюфары,
Цветы качал между камышей,
Над печальным прудом тихо шарудів.
Я бродил один с сожалением кровавым
Между наклонных ив более сонным прудом,
Где густой туман вставал из низов,
Где, словно великан, призрак чей-то сизів,
Где рыдал отчаяние в муторных криках сойки,
Где плыли сычей жалостливые вопли
Между наклонных ив, где бродил один
Я со своим сожалением, не считал часов...
I упала ночь, и погасли облака,
Мгла окутала сонные ненюфары,
Только под прудом, между камышей,
Ветерок печальный тихо шарудів.
КЛАССИЧЕСКАЯ ВАЛЬПУРЖИНА НОЧЬ
Это вакханалия с "Фауста", а которая -
Классическая, вторая: это ритмичный еремей,
Ритмичный через край. А сцена - сад Ленотра,
Такой смешной и очаровательный.
Но по шнурку, беседки и обои,
Газонов нарядных мерные кружки,
Повсюду статуи - Амуры и Венеры,
Сильвани и морские божки.
Каштаны и ясени, тюльпаны и нарциссы,
Розовые кусты, сортов шесть или семь,
А ген - подстриженные треугольниками тисы
И серебряный месяц над всем.
Двенадцать ударило, и невесть откуда возник
Протяжный Мотив, что и Бога бы огорчил,
Как будто сотканный из лунных сяйвинок
"Тангейзера" печальный мотив.
То засурдинені, приглушенные валторны
Встревожили вдруг спокойную летнюю ночь,
Дрожь пробуждая в груди неповторимое;
I на завлекательный тот клич
Сплелись в хоровод в химернім мерцании
Бесплотные призраки, прозрачнее за фей,
Опалово-бледные в вит зеленой тени -
Не то Ватто, не то Раффе!
Замер удивленно старый каштан листатий,
I журкіт причаїв зчудований фонтан
На тот танец призраков между мраморных статуй,
Нет, не танец, а ностальгическое тан!
То поэту одчайно-пьяные мары,
То ли его горестях шатки призраки эти,
Или хилого страхи, или больного кошмары,
Или просто-напросто мертвецы?
То твои мысли, от ужаса поседевшие,
Или муки совести судомляться так,
Или грусти-упыри в безумии тихім
Беззвучно отбивают такт?
Всю ночь вертелись, вихалися фантомы,
I, только как бледный рассвет надоспів,
Они все здиміли - ли с испуга, то ли с усталости,
Или тем, что тот умолк кличний пение,
И не осталось после ночного смотра
Ничего, хоть бы где следует мелкий,
Ничегошеньки... Остался только сад Ленотра,
Такой смешной и очаровательный.
ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ
Ячать хлипкі,
Хриплые скрипки
Ноября...
Их ностальгическое хлип
В глубь сердца
Просто пада.
От их плача
Я весь дрожу
I рыдаю,
Как дни ясные,
Словно во сне,
Припомню.
Куда-то иду
В даль бледную,
С гор в долину,
Языков жовклий письмо
Под свист ветра -
В безвестность несусь.
ВЕЧЕРНЯЯ ЗАРЯ
Красный месяц звівсь над скирду,
На сонный луг легла волнистый туман,
В берегу одинокая лягушка кряка
И шепчется с ветром тростник.
Мак водяной сворачивается медленно,
Смутно маячат вдали
Стройные тополя; светящиеся пятнышки
Блудных огней мельтешат на горизонте;
Из своего дупла, возбудившись, вылез сыч
И полетел беззвучно и тяжкокрило;
В зените как-то тихо расцвела.
Венера белая сходит - это уже ночь.
СОЛОВЕЙ
Печальные воспоминания, воспоминания незваные,
Налетели вы, как испуганные птички,
I обсели моментально с гомоном и гамом
Сердца каждую вить - а оно-то явором
Смотрит в затон Сожалению-реки глубокой,
Куда бежит в примарнім покое...
Долго так меня мучили те гомоны,
И подул ветерок, и примолкли воспоминания,
Лишь один пел жалостливо и громко,
Сердце волновал радостно и болезненно.
Трели заливные, рокоти и кипит,
Грезится мне: "Дорогая, где-то далеко ты!"
Ах, эта память-птица, рад его слышать я -
Это же моя любовь, первая, незабутая!
Уже от тех жалел месяц в небе переливается,
I вздыхает ночь, унылая мечтательница,
Тихая летняя ночь,- томно дышит, горячее
И молчит, молчит, о несбыточном бредя,
I гойда-люля между ветвями тремкими
Песню соловья, что весь век тужитиме.
КАПРИЗЫ
МРАЧНАЯ СЕРЕНАДА
То не воет зверь, не рыдает сыч,
То не мертвец из могилы -
Я тебе сквозь ночь шлю мой плач, мой клич,
Враг мой милый!
Душу открой, приклони ухо
К моей песни:
Это же тебе звенит каждый вопль струны,
Томный и зловещий.
Слышишь - славлю я синеву твоих глаз,
Полную яда,
Тонь твоей груди, сонь твоих плеч,
Ангел мой февраль!
То не воет зверь, не рыдает сыч
В глубоком отчаянии,-
Я тебе сквозь ночь шлю мой плач, мой клич,
Друг мой жестокий!
Славлю я твое тело наливное,
Все женские чары...
О, их аромат так пьянит меня
В бессонные ночи.
Как забыть мне крылья рук твоих
I страстные губы?
В поцелуе их столько мук и радостей,
Демоне мой дорогой!
Душу открой, приклони сердце
К моей песни:
Это же тебе звенит каждый вопль струны,
Томный и зловещий.
|
