Но молодой лесничий не отступал от своего намерения, как Марийка не печалилась и просила его на коленях, чтобы теперь именно
перед их свадьбой не наражував своей жизни.
Но лесничий был упрям и ничего не помогли ни слезы Маши, ни убеждения приятелей; он сказал, что пойдет к замку, хотя бы
имел и не вернуться!
Когда приблизился час ухода, лесничий прижал еще раз Марийку к своей груди, а она сделала трижды крест над его головой.
А доктор?-
Он шел также с лесничим, потому что не было уже как выкручиваться, но обещал себе, что при первой же возможности сбежит...
- Это, что мы вчера слышали в Йоськи, господин доктор, не касается вас, только меня,- успокаивал его лесничий.
- А если бы вам, Николай, что-то случилось, то я могу вернуться домой? - спрашивал доктор.
- Это второе дело, господин доктор, а пока что вы обещали и должны идти со мной!
Все были довольны, что лесничий не сам пускается в эту страшную дороіу, и что будет с ним доктор. Войт, учитель, Федь и Йоська
підпровадили их до излучины дороги. Староста посмотрел сквозь люнета еще раз на замок, но сейчас дыма там не было; небосклін был совсем
чистый и заповідався хороший день. Видно, что те естественные или сверхъестественные гости в замке сразу исчезли, как только увидели, что лесничий не
боится их. Это был добрый знак.
Приятели простились и лесничий, увлекая за собой доктора, скрылся за бугром.
Лесничий имел на себе тон одежду, что в нем всегда ходил в лес. На плече нес ружье. Был необыкновенно хорошим стрелком; об этом
хорошо знали медведи и волки.
Доктор был в большой шляпе и тяжелых сапогах с подковами, а в кармане своей нагортки спрятал пистолю. Он нес еще и топор, которую дал
ему лесничий на случай, если бы нужно было прорубать себе в лесу дорогу.
Кроме того, они оба имели в ранцах еду на целый день.
Скрывшись на излучине дороги, Николай и доктор начали подниматься в гору сначала правым берегом потока Няди. Дорога вела на
запад. Если бы можно было идти так дальше, то туда они быстрее всего еще дошли бы до замка, ибо поток Няда выплывал на високорівні
Оргаль. Однако это было невозможно, потому что поток продирался сквозь такие скалы и дебры, что туда никто не мог перейти, поэтому надо было
завернуть налево в леса Плазів.
Когда-то, как князь Рудольф жил еще на замке, шла сквозь лес тропа к Версту и Волошской Соли, но теперь, по двадцати летах, не
было с ней и следа.
Когда лесничий завернул от потока Няди в лес, остановился на минуту, не зная, как идти дальше. Замка не было видно, потому что эта целая
сторона горы была покрыта густым лесом. На сливки деревьев падал с полудневого востока лучи солнца.
- Видите ли, Николай... Мы не пройдем сюда... нет дороги!
- Найдется,- спокойно ответил Николай.
- Вам легко говорить...
- Не трудно сделать.
- Хотите таки иди дальше?...
Лесничий только кивнул головой и пустился между дерева, оставляя позади доктора.
Доктор подумал воспользоваться случаем и незаметно потеряться, но Николай, что именно обернулся, глянул на него так, что бідачисько
доктор сразу пустился вслед за ним. Потешался еще одной надеждой, что Николай заблудится в том лабиринте деревьев и муси-читать воротить. Но и
здесь перечислився. Лесничий превосходно ориентировался; по галузках деревьев он узнавал, где север, а где полуднє.
Все-таки перейти тот лес было очень тяжело. Буки, вязы, старые клены, где-дубы, а дальше березы, ели и пихты с толстыми
пнями, покрученим отраслью, кусты можжевельника и других деревьев сплелись в непроходимую чащу.
Николаю удалось отыскать следы прежней дороги. Он вычислил, что с полудня діб'ються до замка, а перед ночью смогут вернуться в
село.
Перескакивая бревна, спотикаючися на пнях и вивертах, прорубував чащу и шел все вперед, а за ним волікся півживии
доктор.
Вдруг в лесу начало проясняться. Сполохане стадо черных аистов сорвалось сильным взмахом крыльев. Лесничий и доктор доходили до
вершины горы. Но тут была такая чаща, столько уловок, бревен и пней, засапанин доктор с розпукою призвал:
- Действительно, Николай, я уже не могу; увидите, это кончится тем, что сверну где-то ногу или руку.
- Ничего не вредит, а от чего вы доктор?
- Но, Николай, будьте разумны!... Нельзя прикончить того, что невозможно...
Лесничий даже его не слушал и продирался дальше сквозь чащу.
Наконец деревья прорідли и доктор и лесничий вышли на високорівню Оргаль.
Третий час зполудня.
Лесничий посмотрел направо и увидел между скалами поток Няди.
Доволен, решился на полчаса отдыха. Оба были уставшие и голодные, а в ранцах у каждого из них была хорошая закуска и
плящина сливовицы. В конце концов, надо было кое-что спокойно обдумать.
Первый вмешался доктор:
- Господин лесничий, должны поговорить, но важно.
- Слушаю вас,- ответил Николай.
- Думаю, что мы сделали себе полчаса отдыха, чтобы набрать сил...
- Очевидно.
- И вернемся к Версту...
- Нет, пойдем к замку.
- Но, Николай, мы уже шесть часов идем и перешли только половину дороги; пока дойдем до замка, будет ночь, а ночью чей же не
будем осматривать замка...
- Подождем до утра.
- Где?
- Просто переночуем в замке!
- В замке? - закричал доктор.- Вы разве обезумели, Николай! Я должен был бы ночевать в том чортівському замка? Никогда!
- Вы обещали, господин доктор, что пойдете со мной.
- Днем так, но не в темноте!
- Ну, то делайте себе, что хотите, возвращайтесь даже и в деревню, про меня, ибо я иду!
Доктор .задумався: остаться здесь самому ночью, что будет, вероятно, очень темная - страшно; возвращаться теми дебри и лесами к Версту
- еще хуже - можно заблудиться. И он попытался еще раз убедить товарища.
- Знаете хорошо, дорогой Николай, я не оставлю вас одного, прошу вас, обещайте мне, что не пойдем ночью до того проклятого замка.
- Этого не могу вам обещать, потому должен убедиться, что там есть...
- Убедитесь завтра, а теперь переночуймо здесь. За два часа будет шестая, смеркнется, еще заблудимся где или на наскочимо
медведей!
- На медведей я имею ружье, а вы пистолю, господин доктор. Заблудиться не заблудимся, потому будем идти снова потоком Няди, а чтобы за
дня еще зайти, то уже идем!
- Николай! Бойтесь Бога, мы еще совсем не отдохнули, меня каждая косточка болит, не стану на ноги!..
Лесничий встал:
- Вижу, что вы не хотите идти. До свидания!
- Господи, Коля! Послушайте еще! Пойдем завтра!
- Я сказал, что хочу ночевать в замке и буду ночевать.
- Нет! - кричал доктор.- Я вас не пущу! Он не знал, что говорит. Лесничий не отвечал, забросил рюкзак, ружье взял на
рубище и пустился к потока Няди.
- Минуточку, минуточку! - кричал доктор.- Черт не мужчина... Уже иду... иду...
И он побежал на своих коротких ножках за лесничим.
Было четыре часа зполудня. Солнце клонилось к западу, а его скісне лучи падали на вершины гор Плазы. Чтобы пускаться теперь в
дорогу, надо было быть действительно отважным.
На скельнім почве високорівні росли карлуваті ели, сосны и косодеревина. Ноги путешественников утопали во мху и сковзувалися на
покрученому корнях деревьев. Они п'ялись на отвесные скалы и не один раз должен был лесничий извлекать бедного доктора из пропасти. Природа
становилась все более дикая; на скалах росли только врозь кусты косодеревини. Дальнейшее видно было уже голые скалы и очертания замка.
Пройдя еще несколько футов дороги за потоком Няди, лесничий вылез на круглый верх високорівні, а схватив доктора за воротник, вытащил
и его на гору. Бедный доктор уже совсем ослаб и упал на землю, словно мешок.
Тем временем лесничий осматривал замок.
Он увидел серые стены старого здания по широким валом и каменные ворота, была заперта, и приподнятое звисний городов.
Везде было тихо. Никого Не было ни на замковом дворе, ни на террасе, ни на башнях. Дым тоже не поднимался из труб.
Начало смеркаться и вечерние тени окутали замок.
- Николай,-просил доктор,- сами видите, что это было бы невозможно идти теперь к замку. Как спустим в темноте такой тяжелый городов или
как создадим ворота?
Лесничий не отвечал. Он размышлял над словами доктора и пришел к убеждению, что действительно лучше подождать до утра, потому что
наомацьки нельзя ничего сделать.
Бледный полумесяц исчез почти сразу после заката. С запада надтягнули облака и закрыли небо. Горы почернели, а замок укрывшийся
ночной тьмой.
Ночь заповідалася очень темная, но на счастье лесничего и доктора, что должны были провести ее под открытым небом, погідна.
Здесь на горе не было ни одного дерева; только скалы и камни.
Одинокой растением, которое здесь росла, был чертополох, что его занесли семена здесь в своей шерсти казацкие кони еще тогда, как казаки
гарцевали по Заліссю.
Лесничий и доктор начали искать некоего защитного места, где можно было бы переночевать.
- Нечего и искать...- вздыхал доктор, вспоминая себе свою выгодное постель и теплую комнату.
- Не пеняйте же так вечно,- сказал лесничий.
- Я не жалуюсь. Но это о чем мечтал место, чтобы набавитися ревматизма.
С юго-запада начал дуть холодный ветер, и надо было спрятаться перед ним за стенами скал.
Они подошли к одной большой скалы, которая была сверху совсем плоская. Подобала на каменную скамейку. Такие скамейки из камня можно надыбать
часто при заліських дорогах. В камне есть выкопана углубление, а в нем по-суда с водой, что ее крестьяне все изменяют так, чтобы путник,
что сядет отдохнуть, мог покріпитися свежей водой.
Скала, к ней добились лесничий и доктор, имела также такую углубление на воду, которую дворовый служба все меняла, когда князь
Рудольф жил еще на замке. Теперь лавочка была обросла мхом и травой.
С одной стороны стоял возле нее каменный, покосившийся от старости, крест.
Доктор подумал, что этот крест будет беречь их перед всякими злыми силами; одновременно стало ему казаться, что черт является
наверняка на той горе и где-то недалеко от них.
А когда представил себе, что им придется всю ночь пересидели здесь, то его аж зморозило.
Потом пришла ему в голову еще одна мысль: в тот день был вторник, значит лихой день недели, когда ни один житель Версту
не получается по закате солнца из дома; а он был так далеко от домов и еще в каком месте! Нет! Как он мог об этом забыть, вихочи рано из села?
Наверняка была в том рука нечистого.
Так размышляя, доктор увидел, что лесничий развязал рюкзак и забрался спокойно до еды; тогда и он подумал, что лучше будет
покріпитися. Добрый кусок хлеба и рюмка сливовицы успокоили его голод, но не успокоили его боязни.
- Теперь спать, - сказал лесничий, подкладывая себе рюкзак под голову.
- Спать?
- Спокойной ночи!
- Спокойной ночи, дай Господи, чтобы эта ночь была для нас действительно хорошая...
Николай, не имея охоты к болтовня, не ответил доктору ничего и через минуту захрапел.
Доктор только недовольно забормотал, услышав его спокойный вздох. Хоть перетомився, не мог ни на минуту замкнуть глаз; все
ему казалось, что что-то видит во тьме, что слышит какие-то шепоты, стоны, все муссов надслухувати. Дрожал всем телом, а часа
во-ліклися в бесконечность.
Если он мог бы заговорить, поделиться с кем-то своими наблюдениями, ему было бы легче, и что же: Николай спал, как убитый, и
даже не шелохнулся.
Север - самая страшная час ночи, час нечистого, час духіві
Доктор отходил от себя; не разбирал уже, что было явью, а что только сонным призраком.
Перед его глазами танцевали скалы, деревья, какие-то тени, какие-то света и в конце он услышал, как в замковой часовне кто-то ударил в колокол.
- Колокол...- говорил он,- звонит в замке. Из большого испуга и потрясения схватили доктора дрожь.
Но и лесничий пробудился и начал наслухувати, дивляючися в ночную тьму, которая окутала замок.
- Звон... звон...- повторял доктор,- черт звонит...
Лесничий не отвечал.
Вдруг послышался от замка резкий свист и в одной башне блеснуло свет, освещая целую високорівню вместе с той скалой, что под ней
лесничий и доктор сидели.
- Николай... Николай...- зверещав доктор,- взгляните на меня!... Или я уже не является таким мертвецом, как вы?...
И действительно, они на таких подобали. Оба имели зеленоватые бледные лица, бушующее волосы и выпученные глаза.
Лесничий всматривался в замок, а бедный доктор умирал со страху.,
Но свет мгновенно погас, колокол замолчал и високорівню Оргаль обвила заново тишина и ночная тьма.
Ни один, ни второй не пробовали спать; лесничий встал и, опертый о скалу, в ожидании рассвета, глубоко задумавшися.
О чем он думал? Не о том ли, что лучше будет оставить в покое то чертовская замок, а самому вернуться рано до села, не
довідавшися ничего?
У него стал доктор и, діткнувшися его рукой, заговорил тихо:
- Пойдем прочь отсюда, Николай...
- Нет! - ответил лесничий.
Ночь подходила к концу, но ни лесничий, ни доктор не могли бы ясно описать всего, что пережили.
На востоке над верхушкой горы Таріно небо спаленіло. Начало заниматься на день.
Николай обернулся в сторону замка. Его видно было все лучше. С мряк выступали башни, серые стены, террасы, колокольня и видно было, как при
одной башни ранний ветер колышет листьями старого бука.
Все было, как обычно. За ночь ничего не изменилось. Даже дыма не было, как и вчера.
На замковом дворе прыгали воробьи и громко цвірінькали.
Лесничий начал присматриваться внимательно замковой ворот. Была заперта и не было ни следа, чтобы ею кто-то переходил.
Тогда подумал, что он все же как-то должен добраться до замка. Там проверит все, а после полудня вернется в деревню.
У доктора не было уже ни сил, ни крохи собственной воле после такой ночи, а когда лесничий сказал:
- Пойдем! - доктор послушно поволікся за ним, словно на шнурке.
Лесничий подошел к оборонительной стене. Он был везде целый, не имел ни одной щели, а вокруг него был глубокий ров. Добраться до
замка можно было разве воротами, но как ее открыть, как спустить звисний городов?
Николай задумался.
Вдруг, на свое счастье или несчастье, он приметил, что на горе над воротами есть в стене дыра, а в ней торчит дуло моздіра; когда зловитися
цепи от звисного моста, который тянулся вплоть до земли, то можно будет по нему добраться до той дыры. Затем уже дело легкое: той
дырой можно влезть внутрь, на замковый двор.
Придя к тому выводу, он принялся хладнокровно к делу.
Оба с доктором сошли в глубокий ров и, перескочив малый ручеек на его дне, взобрались на другой берег вала. Подошли под
замковые ворота, где свисал железную цепь.
Лесничий, став на пальцах, протянул руку и схватил за конец цепи.
Очевидно, что он не мог требовать, чтобы доктор потянулся за ним поланцюгу, потому что, во-первых, доктор не был акробатом, а, во-вторых, если бы
даже как-то вылез наверх, то никак не влез бы в дыру, потому что был для этого загрубий. Поэтому сказал доктору подождать под воротами, а сам
начал лезть по цепи вверх.
Доктор, оставшись один, словно прочуняв из оцепенения и, увидев своего товарища несколько футов над землей, начал звать
дрожащим от страха голосом:
- Не лезьте... Коля, дальше... не лезьте!... Лесничий не слушал.
- Прошу вас, вернитесь... или я иду себе! - лебедей далее доктор и пробовал обернуться.
- Ну, идите,- ответил лесничий. Доктор хотел это сделать, но его ноги словно вросли в землю. Он не мог ни одной, ни второй двинуться
с места; а не имея силы уже и кричать, лишь протянул руки вверх и стоял немой, словно столб.
Тем временем Николай был уже почти наверху, и именно, когда хотел ухватиться стены, ему рука сковзнулася и он с криком взлетел вдоль
цепи на край ров. Сказал что-то непонятное, застонал и потерял сознание.
Как описать страх, что воцарился в Версте по уходе лесничего и доктора?
Он не покидал верстян ни на минуту и рос с каждым часом.
Войт, корчмарь и учитель чипіли целое передпо-лудяе на майдане и присматривались замке. Дыма не было видно, хоть каждый смотрел на
замковые башни сквозь далековид. Действительно, те два римские, что стоил далековид, были ничто по сравнению с выгодой, что ее должны были с него
светочи села Версту.
В полуднє вернулся Федь из долины и все начали его расспрашивать, не заприметил чего интересного. Но он ничего не видел, никого ни
не встретил, хотя прошел целую долину Соли.
После обеда, круг второй часа все собрались опять на майдане.
Теперь было здесь почти целое село; в трактир "Под королем Матвеем" никто вчера не заглянул. Йоська ходил от рана затосковал и
беспокойный и убеждал каждого, что он перешукав целую корчму, но ничего подозрительного не нашел. Он не мог найти себе места и
проклинал в душе того духа, что вистра-шил ему гостей из корчмы, збридив его "шнапс" и сливовицу.
Что будет, как это потянет так дольше?...
Когда лесничий прощался с Машей, то обещал ей, что вечером наверняка вернется. Как ждала-дожидала того вечера Марійкаї Вышла
с отцом и учителем аж на излучину дороги. Ждали здесь долго, но ни лесничего, ни доктора не было видно. Маша волновалась все
больше, да и другие были неспокойные, потому что начало уже смеркаться; а до того это был вторник, тот лихой день в неделе, когда верст яны нерадо
выходили из домов по закате солнца.
И действительно, надо было разве сойти с ума, чтобы именно в такой день выбираться к замку!
В селе отозвался колокол, была уже восьмая, поступала темная ночь. Староста сказал, что нечего советовать. На излучине дороги остался только
Федь.
Маша то и дело оглядывалась, не увидит Николая, но зря. Целый день провожала его мыслями, а теперь уже ночь, и
нет... Беспокойство и страх Маши становились невыносимы. Хотела всю ночь ждать на излучине дороги, но отец говорил ей идти домой.
В своей комнате Марийка взорвалась громким плачем. Она очень любила Николая! Поженились они совсем не так, как это водилось в
Заліссю.
Там каждого года по Петри происходили "ярмарки помолвки". Девушки " целой окраине приезжали телегами на одно место, одетые в свои
лучшие одежды, собственноручно вышитые рубашки, с сундуками приданого, родителями, свояками и соседями. Здесь собирались также молодые
парни и каждый выбирал себе девушку, которая была ему по нраву. Он давал ей перстень и платок в знак помолвки, а до года с ней
дружився.
С Марийкой и Николаем было не так. их помолвка не были случайные. Знали и любили с детства. А теперь сам Господь знает, она
его еще увидит... А все через тот трижды проклятый замок!
Целую ночь провела Маша в слезах, стоя у окна; ей все казалось, что слышит, как какой-то голос говорит: "Николай не послушал
осторожности!... Марийка не имеет уже суженого!"
На второй день все верстяни встали до рассвета. Все ожидали Федя, потому что кто-то сказал, что он ходил ночью вплоть до лесов Плазы. Войт, Маша и
Йоська вышли аж на излучину дороги.
Вскоре увидели Федя, но он не давал никаких знаков, а это не ворожило ничего хорошего.
- Ну что, Федя? Видел ты что? Встретил кого? - спросил войт, когда приблизился Федь к собранным.
- Ничего не видел, никого не встретил,- ответил Федь.
- Никого! - прошептала бедная девушка, а из ее глаз покатились слезы.
- Над раном я видел двух людей,- говорил дальше Федь,- на которую милю оттуда. Сначала думал, что это Николай и доктор... но это были
не они.
- Кто же были те люди? - спрашивал Йоська.
- Путники.
- Ты говорил с ними?
- Да.
- А придут они в село? - спрашивал дальше Йоська.
- Нет, пошли на Ретязат.
- Это были. туристы?
- Подобали на таких,- ответил Федь.
- А ночью ты ничего не заприметил на замке?
- Нет...- ответил Федь.
- Боже Мой!...- призвала Марийка.
- Надо было спросить у тех путников, когда будут возвращаться,- добавил корчмарь и подумал: если бы он хоть ничего плохого им не сказал
о корчму.
Итак, от Федя войт, Марийка и другие не узнали ничего, а когда к восьми часам ни лесничего, ни доктора не было, все начали
верить, что они уже никогда не вернутся!...
Марийка была вполне зломана; не могла устоять на ногах. Отец положил ее в постель. Удвоились слезы. Пришла лихорадка. Звала
Николая... и срывалась бежать ему навстречу...
Надо было обязательно что-то советовать и решили, что войт, пастух и корчмарь пойдут к замку. Больше не было никого, кто отважился бы идти с
ними. Учитель так терпел ревматизмом, что не мог ни шагом ступить без школу.
В девять часов войт с товарищами, все хорошо вооружены, пошли в направлении горы Вулькану той дороге, куда шли предыдущего дня
лесничий и доктор.
Мы не в силах описать того, что творилось, когда они вышли из села. Все ходили прибиты и угнетенные и пугались,. что одно несчастье потянет
за собой второе.
Вычислили себе, что в лучшем случае, если не случится по дороге ничего злого, войт, Йоська и Федь смогут вернуться только
вечером.
Каково же было удивление верстян, когда в два часа по полудню они увидели на дороге четырех человек. Маша мигом пришла в себя и
выбежала им навстречу.
Да, это был староста и его товарищи несли осторожно, на носилках, Николая. За ними шел доктор.
- Николай... дорогой Николай!... Он не живет!... Он не живет! - закричала Маша.
- Нет... живет,- ответил доктор.- Но он заслужил на то, чтобы не жить; я также!
Николай лежал на носилках, бледный, обезсилений, без памяти, а доктор, хотя держался еще на ногах, не выглядел лучше от него.
Маша бросилась на носилки, но Николай не слышал ее голоса и не видел Я. Его занесли в дом войта. Здесь создал за минуту глаза, а
увидев Машу, пробовал улыбнуться и сказал тихо:
- Это ничто... это ничто!
- Николай... мой дорогийі - распадалась Марийка.
- Это только с переутомления... это пройдет...
И он снова упал в обморок.
Староста вышел из комнаты, осталась только Мария.
Тем временем корчмарь Йоська рассказывал общине громко так, чтобы его все могли слышать все то, что зашло, когда они вышли из
села.
- Когда мы дошли до лесов ІІлази, мы нашли там тропу, что ее лесничий прорубил, и пошли по ней в направлении замка. После двух часов ходьбы мы
увидели перед собой на тропе двух людей. Это был доктор и Николай, опертый о дерево:
- Мы побежали к ним и, увидев, что лесничий упал в обморок" скоро начали делать носилки. От доктора нельзя было ничего узнать, потому что он
также был полуживой. Положив Николая на носилки, мы возвратились в село.
Что произошло Николаю, об этом не знал Йоська, так же ничего, как и войт и Федь, потому что доктор до сих пор ничего не говорил.
Теперь только он все расскажет. К чортаї Он же в своей деревне, - между своими людьми и не нуждается пугаться духов с того проклятого
замка...
- Господин доктор,- заговорил староста,- оповідайте.
- Хотите, чтобы я рассказывал? Добра шклянка сливовицы, что ее Йоська принес, вернула доктору дар речи и он начал:
- Мы вышли... Николай и я... Глупые... глупые!... Надо было идти целый день сквозь те проклятые леса... Только к вечеру мы дошли до замка... Я
еще дрожу... Тремтітиму всю свою жизнь... Николай хотел войти в замке... Так! Он хотел переночевать в одной башне... в той чертовой
спальни...
Доктор говорил это таким гробовым голосом, что все присутствующие дрожали.
- Я убеждал его, как мог, но он не слушал. Вы знаете, какой он упрямый... Волосы мне становится дыбом, когда подумаю...
- Николай разбила лагерь на ночь на високорівні... Что за ночь... мои дорогие, что за ночь!... Духи не дали нам заснуть ни на час, ни на...
час!...
Среди облаков выдвинулись огненные змеи, настоящие пугала!.. и начали спускаться на високорівню, чтобы нас пожрать...
Все слушатели взглянуть с опаской на небо.
- За минуту начал звонить колокол в замковой часовне!
Всем казалось, что слышат далекий гул колокола...
- Вдруг,- закричал доктор,- мы почуяли страшный рев... и душераздирающие крики... В одной башне блеснуло свет, озарил целую
високорівню, вплоть до леса... Мы с Николаем глянули на себя... Ах, что за страшный призрак!... Мы подобали на двух мертвецов... что смотрят
друг на друга замершими глазами!...
Все, что смотрели на доктора, на его взволнованное лицо и безумный взгляд, имели действительно впечатления, что видят мужчины, который
вернулся с тамтого свита.
Тем временем он был такыр проникнут своими переживаниями, что не мог оповщати дальше. Только вторая стакан сливовицы придала ему
силы.
- Ну, но что именно случилось бедному Николаю? - спрашивал войт нетерпеливо.
- Настал день... Я еще раз просил Николая, чтобы он забросил свое намерение... Но вы знаете его... Он сошел в ров и потянул меня за
собой. Я не понимал уже, что делаю... Николай ушел под замковые ворота... Ухватил конец цепи от звисного моста... В том ментов я
очнулся... хотел его остановить, умолял, кричал... "Нет!", крикнул мне... Я хотел уже уходить, признаюсь вам, мои дорогие... хотел бежать; это
сделал бы каждый из вас, если бы был на моем месте!... Но я не мог сдвинуться... Мои ноги словно вросли в землю...
И доктор начал показывать, как это было.
Потом начал снова:
- В той минуте я услышал крик... и что за крик!... Это Николай так крикнул... и он упал на дно ров, вроде трутила его там вверху какая-то
невидное рука...
Что произошло потом? Лесничий упал в обморок, а доктор не мог спасать его, потому что его ноги словно вросли в землю... Вдруг эта неистовая сила,
приковала его к месту, нагло проломилася... Он услышал силу в ногах... Побежал к лесничему,- а на это надо было иметь отвагу,- и отер
ему лицо замоченной в воде платком. Лесничий прочуняв, но не мог двинуть левой рукой и целый сторону его очень болей. При помощи
доктора как-то выкарабкался на другую сторону. Начали идти в направлении села. По часу ходы лесничий снова ослабел;'вынужден был опереться о дерево..:
Именно в той минуте поступили войт, Йоська и Федь...
О состоянии здоровья лесничего, об виды на выздоровление доктор не распространялся, хотя в других случаях любил много говорить.
- Если бы это была обычная болезнь, то можно было бы что-то советовать! Но Николаю причинила недуг чертова рука и только она может ему
ее отнять...
Такое убеждение доктора не ворожило ничего хорошего Николаю. К счастью, слова доктора не были словами евангелия. В конце концов,
сколько же то врачей от Гиппократа и Галиена ставляло и ставит ныне ложные диагнозы! Молодой, сильный организм лесничего указывал на
то, что Николай выздоровеет с той сверхъестественной болезни, даже без помощи черта - очевидно, когда он не будет слишком точно придерживаться
рецептов, приписанных ему бывшим шпитальним смотрителем.
Последние события не уменьшили страха жителей Версту. Никто не сомневался, что в корчме "Под королем Матвеем" говорил тогда злой дух.
Доказательством тому был несчастлив припадок Николая, что не послушал голоса. И не была ли это предосторожность для всех, чтобы не приближались к замку
и не рисковали жизнью? Кто знает, Николай вернулся бы вообще, если бы он переступил был замковую браму?
В Версте, в Вулькаиі и во всей окрестности обоих Солей воцарилось такое угнетение, что его еще здесь старшие не запомнили.
Теперь, когда в замке вселились злые духи, не оставалось жителям ничто иное, как только перенестись к какой дальнейшей округа; разве что
власть сделает здесь порядок. Но кто знает, замок в Карпатах будет можно вообще получить человеческими средствами?
Хоть это был июнь, люди бросали работу на поле. Потому что не могло случиться, что при сапанні или при пахоте мог мгновенно выскочить из
земли какой-то опир или другой злой дух? Или кто мог знать, засевая зерно, из него не вырастет вместо хлеба какое-то чортівське
зелье?
- Это очень возможно,- говорил Федь, убеждающее и сам боялся идти с овцами в долину Соли.
Люди не выходили из своих домов, позачинявши в них окна и двери. Убеждения войта, что они не дети, ничего не помогало. Действительно
одиноким спасением было пойти к Кольошвару и потребовать помощи власти.
А дым? Видно было его снова над башней?... Так, много раз его можно было снова видеть сквозь далековид.
А те облака ночью над замком? Не потому ли они такие красные, что паленіли от чертового огня?
А тот рев, те душераздирающие крики, что о них рассказывал доктор? Или не было их слышно в село при дуновении юго-западного ветра?...
Люди были такие перепуганные, что почти обезумели, и только на одном соглашались, что дальше нельзя жить в таком неистовом
края.
Корчма пустовала. От того вечера, когда там слышался голос черта, все обходили ее, как места проказы, но и сам готов был Йоська
звинути целый интерес, когда неожиданно появились в корчме путники.
Вечером круг восьми часов 9 июня они застукали к двери корчмы, но дверь так долго не відчинювані, не скоро создались.
Йоська был уже в своей комнатке наверху и, услышав стук, долго колебался, сойти на долину; боялся встретить на пороге незваных
гостей с того света.
Наконец растаял под дверью, но не открывал их еще, а сначала спросил:
- Кто там?
- Два путники.
- Живые?...
- Совсем живые, но могут умереть с голода на вашем пороге, когда вы не пустите их внутрь.
Йоська открыл дверь и двух незнакомых вошло внутрь.
Они потребовали двух комнат на целые сутки.
Йоська зажег лампу, приглядаючися им внимательно;с трудом убедился, что это действительно живые люди. Какое счастье для его корчмы.
Младший из путников мог иметь тридцать два года. Высокий, стройный, с красивым, благородным лицом и черными глазами. Был черноволосый
и имел хорошо пристрижену бороду. Печальный, но вежливый, которого на настоящего господина, а такой знаток людей, как Йоська, не мог
ошибаться.
На запрос корчмаря, как их записать, молодой человек ответил:
- Граф Франц Телєк и его чура Грицко.
- А откуда?...
- С Краевой...
Краевая - это одно из больших городов Румынии.
Молодой граф был в туристическом одежде и имел только одну чемоданчик, что ее принес Гриша.
Он и его чура были именно теми туристами, их Федь видел месяц назад по дороге на Ретязат.
Теперь они возвращались и хотели в Версте немного отдохнуть перед дальнейшей дорогой.
- Имеете комнаты, где мы могли бы переночевать? - спросил граф.
- Две... три... четыре... все могут быть к вашим услугам, сиятельные!
- Хватит две, только одна рядом второй,- сказал Грицко.
- А те будут вам отвечать? - спрашивал Йоська, отворяя дверь в двух комнат.
- Очень хорошие,- ответил граф.
Как видим, Йоська не имел чего пугаться своих гостей; это были настоящие люди. Он очень радовался и благодарил Провидению за счастье, .что
упало на его опустевшую корчму.
- Как далеко до Кольошвару? - спросил молодой граф.
- Будет пятьдесят миль; дорога очень тяжелая и я советовал бы, простите мне такой совет, отдохнуть перед ней по меньшей мере несколько дней...
- Достанем ужин? - перебил ему граф.
- Через полчасика буду иметь честь ее подать, светлейший господин граф!
- Хлеб, вино, яйца, зимнее мясо, это хватит на сегодня.
- Сейчас служу,- и Йоська бросился к кухне, но остановило его равно вопрос гостя:
- Как-то не вижу гостей в вашей корчме?
- Действительно... сейчас-то никого нет... это потому, что уже довольно поздно... люди идут спать вместе с курами...- выкручивался Йоська.
За ничто в мире он не сказал бы был, почему его корчма пуста.
- Правда, что ваше село имеет четырехсот до пятисот жителей?
- Да, светлейший господин.
- А почему мы не встретили ни одной живой души на дороге?
- Потому что... сегодня суббота... а завтра праздник...
К счастью граф перестал випитуватися и Йоська відітхнув с полекшою, потому что все время страшно боялся, чтобы гости не додумались чего и
не убежали.
"Кобы лишь тот голос не отозвался, как будут ужинать",- думал себе, накрывая стол.
За минуту сидел граф, а напротив него Грицко при столе, накрытом белой скатертью. Оба ели с большим аппетитом. К Йоськи
больше не отзывались, хотя он имел большую охоту к болтовня. Но граф выглядел на молчаливую человека, а по Грицькові было сразу узнать,
что ничего не скажет о своего господина.
Йоська пошел приготовить комнаты, но перед тем бросил еще глазом по всей сале и подумал с тревогой: "Кобы лишь тот проклятый голос не
затривожив их, как будут спать!"
Ночь прошла спокойно.
На второй день разнесся слух по деревне, что двух путников ночует "Под королем Матвеем" и уже на рассвете совпало много людей под
корчму. И никто не решался войти внутрь. Тем временем молодой граф и его чура, утомленные дорогой, спали еще и как только у
восьми часов вошли на салю.
Все взглянули на них сквозь окно и увидели, что ночью ничего не случилось в корчме и что они здоровы и бодры засели до еды.
Счастливый Йоська стоял на пороге корчмы и, усми-хаючися приветливо, приглашал людей внутрь, потому как сами видели) путникам,
что он имел честь угощать, ничего не произошло. А они не кто-нибудь - это светлейший господин граф и его слуга!
Войт, подумав, что его обязанностью является дать хороший пример, переступил, вагаючися, порог корчмы. За ним вошел учитель и еще
трех-четырех крестьян, а между ними и пастух Федь. Только доктора никак нельзя было убедить, чтобы вошел в корчму.
- Моя нога не станет в корчме Йоськи,--отвечал,- никогда, хоть бы давал мне десять гульденов за одну визита!
Надо заметить одно: то, что войт решился войти в корчму, не было это дело простого любопытства, ни не имел охоты поговорить с
графом. Нет! Его завел туда интерес.
Молодой граф должен был заплатить войту туристическую таксу за себя и своего чуру.
Поздравив графа очень вежливо, войт представил ему свое дело, а тот, хоть и несколько удивлен, дал войту деньги.
Потом попросил войта и учителя сесть при его столе. Отказать не годилось.
Йоська подал лучшую сливовицу, другие гости потребовали для себя по рюмке и казалось, что до корчмы "Под королем Матвеем"
вернулись старые, добрые времена.
Молодой ираф начал выспрашивать, часто заходят в село туристы.
- О, очень редко,- ответил староста,- а жаль, потому окраина очень хорошая!
- Я тоже так думаю. Это, что я видел с вершины Ретязату, может захватить самого требовательного туриста.
- Горы здесь очень хорошие, очень хорошие,- говорил учитель Гермод,- и мы советовали бы пойти еще на гору Паринг.
- Думаю, что не будет уже времени,- ответил граф.- Хочу завтра рано идти к Карльсбургу.
- Это уже так скоро хотите нас покинуть? - говорил Йоська, сладко улыбаясь.
- Ну, так,- ответил граф.- В конце концов, чего мне сидеть здесь в Версте?
- Думаю, что в нашем селе найдется не одно, что может заинтересовать туриста,- заметил староста.
- А все же, как вы сами сказали, туристы здесь редко заходят,- ответил граф,- это потому, что в окрестности нет ничего интересного...
- Да, действительно... нет ничего...- ответил войт, вспомнив себе замок.
- Ничего...- повторил за ним учитель.- Разве замок...
- Аяі... аяі...- вырвалось Федеві против его воли.
Граф воспитал их замешательство и это очень его заинтересовало. Он обратился прямо к Федя и спросил, как понимать это его безнадежное
"ая! ая!"
Федь подумал, что, может, это и хорошо будет для села, когда он скажет об замок, поэтому ответил:
- Я так сказал, потому что имел к этому причину.
- То, действительно, есть здесь что-то интересного в Версте? - спрашивал дальше граф.
- Интересного...- повторил староста.
- Нет!... нет!...- закричали все присутствующие. А граф, взглянув на их измененные и перепуганные лица, спросил снова еще больше удивлен:
- Что это такое?
- Знаете, господин граф,-ответил Гриша,- это замок в Карпатах.
- Замок в Карпатах?...
- Да... именно тот пастух сказал мне об этом до уха,- говорил Гриша, показывая на Федя, что склонил голову, не смея взглянуть
войту в глаза.
Когда уже прорвалась плотина молчания, войт сам поведал молодому графу обо всем, что относилось к замку.
Франц Телєк как образованный человек не мог выйти из чудеса, как можно быть таким суеверным. По его мнению, все те сверхъестественные явления можно
себе совсем очень легко объяснить: в замке обитают какие-то люди, и, очевидно, курят там, поэтому и дым идет из трубы башни. Им зависит на
поэтому, чтобы никто не приближался к замку, поэтому звонят в замковый колокол и т. д.
Это все говорил молодой граф, громко сміючися, на большой стыд присутствующих.
- Но позвольте, светлейший господин граф,- говорил староста,- здесь есть еще что-то: к замку никто не может дістатйсяі...
- Действительно?...
- Наш лесничий и доктор наш недавно пошли назад туда, но это их дорого стоило!
- Что же им такого страшного случилось?...- спрашивал граф с насміхом.
Войт рассказал подробно все приключения лесничего и доктора.
- Говорите,- смеялся молодой граф,- что вашему доктору ноги словно вросли в землю... он не мог сдвинуться ни вперед, ни взад...
- Ни вперед, ни взад,- повторил учитель.
- Он очень бояся, то ваш доктор,- говорил граф,- и со страха потерял власть в ногах...
- Но, сиятельные,- начал опять войт,- как это объяснить, как Николай был уже почти наверху, на обороннім стене, его языков
ударила какая-то рука...
- Вероятно цепь прорвался, или он плохо ухватился рукой.,.
- Он так ушибся,- продолжал староста,- что лежит сейчас...
- Но Думаю, что не умрет? - смеялся дальше непоправимый граф.
- К счастью, нет...
- В этом всем ничего сверхъестественного,- продолжал молодой граф.- В замке кто-то, вероятно, живет. Кто?... В каждом случае
никакие духи, но люди, что им на том зависит, чтобы все обходили замок. Наверное, это не очень порядочные люди. Может, и разбойники.
- Разбойники?...- крикнул войт.
- Возможно.
- Так думаете, светлейший господин?...- говорил учитель.
- Думаю, что в вашем селе люди очень суеверны и те гости в замке об этом знают и используют вашу суеверность.
Все молчали, но в душе никто не верил в слова молодого графа.
- Вижу, что не смогу убедить вас и что вы дальше будете верить в те все пугала,- отозвался граф.
- Мы верим светлейшему господину, но верим и в то, что мы видели,- ответил староста.
- И в том, что действительно есть,- добавил учитель.
- Очень жалею, что не имею времени на это, потому что, чтобы вас убедить, что так есть, как я говорю, мы с Григорием пошли бы к тому вашего замка...
- Что?... вы хотели бы, господин граф, идти до замка?...- крикнул войт.
- Очевидно, и сам черт нас не остановил бы.
Присутствующие, слушали того, как молодой граф говорит свободно и с насміхом о духов, начали беспокоиться, это не взыщет которого
нового несчастья на село. Ведь те сверхъестественные силы слышат все то, что здесь говорится и кто знает, не заговорит ли кто-нибудь из них снова, как
тогда?
Войт рассказал еще и о тайный голос графу, но тот лишь пожал плечами. По его мнению, все должны были тогда слишком много выпить и это им
послышалось.
Присутствующие стояли уже у дверей, чтобы чем-скорее выйти и не слушать дальше тех святотацьких слов, но граф отозвался:
- Действительно, село Верст, как вижу, целое живет в страхе.
- И это не без причины, светлейший господин граф,- ответил староста.
- Ну, хорошо; я позавтра буду в Кольошварі и, как хотите, сообщу власть, чтобы прислала здесь жандармов.
Ничего люди так радушно не приняли, как ту весть, а все же люди крюки не верили, чтобы жандармы войска или хотя бы даже целая армия
могла получить замок, когда духи захотят защищать его своими сверхъестественными способами.
- Равно еще,- продолжал граф,- вы до сих пор таки не сказали мне: кому принадлежит или принадлежал этот замок?
- К семейству князей Горцев,- ответил староста.
- К Горцам?...- призвал граф,- то это князь Рудольф происходил из той семьи?
- Да, господин граф.
- А вы знаете, где он?
- Нет. Давно уже нет в замке. Граф поблід, повторяя невольно прибитым голосом:
- Рудольф Горцы.
Род графов Телєків был одним из старейших и самых славных в Семигороді. Уже с начала XVI в., еще пока не потерял Семигород
своей самостоятельности, повторяется это имя в истории края во всех войнах и покрупнее политических событиях.
Впоследствии осталась с того рода, хоть он и был счастливее от рода князей Горцев, только одна линия графов Телєків с Краевой. Последнее
потомком той линии был Франц Телєк, тот сам, ицо пришел к Версту.
Детские годы провел молодой граф у родителей нк замка; воспитали его по великопанськи, как подобает потомку славного, старого рода.
Его учителем был старый монах, итальянец. Когда молодой граф подрос, стал страстным ловцом, їздцем и славным стрелком,
положил уже не одного медведя.
Графиня Телєк умерла, когда ее сын имел только пятнадцать лет, а несколько лет позже умер и старый граф.
Молодой Телєк остался один, без родни и друзей. Долго не мог он найти равновесие с большого сожаления по потере родителей и сидел три года
в замке в Краевой, словно отшельник; за целый то время был дважды или трижды в столице.
Но такое жизнь наконец ему надоело и граф, кончив двадцать три года, решился поехать в мир. Однажды покинул замок на
старых слуг, а сам с чурою Грицком, бывшим жовніром, отправился в неизвестное. Гриша был очень отважный, решительный и привязан к
своего господина.
Молодой граф хотел отправиться в путешествие по всей Европе и звидіти все большие города, чтобы распространить свое знание.
На начало выбрал Италию, край, что о нем столько наслушался от своего старого учителя. В Италии провел полных четыре года,
живя нп перемену в Венеции, в Флорентії, Риме и Неаполе. Из очереди желал звидіти Германию, Испанию, Россию и Англию.
Когда граф имел двадцать семь лет, приехал в Неаполь. Думал пробыть там всего несколько дней, затем осмотреть Сицилию и на год
вернуться к своего замка в Краевой. Но тут случилась "ему приключение, что перечеркнула планы и оставила нестираемое следует в целом
жизни графа.
Во время своего последнего пребывания в Италии граф часто находился в обществах, где сходились всякого рода и покроя художники.
Будучи раз в театре, познакомился с женщиной, в ней влюбился. Была це'співачка в театре Сан-Парльо, молодая и талантливая,
что заражала всех своим голосом и игрой. Театры в Милане, Венеции, Флорентії, Риме и Неаполе перенимали ее впопыхах так, что она не
могла вырваться за границу.
Называлась Стілля. Имела двадцать пять лет, длинные золотые волосы, черные глаза, удуховлене личико и целая была, словно статуя, вырезанная
Праксітелем. А до того голос у нее был волшебный. Льоссе, наверное, сказал бы о нем: "Твое пение заносит боль до неба".
Но то пение, захватывал поэтов, можно было передать только бессмертными словами: "...это голос сердца, что сам плывет к сердцу".
Но эта великая артистка, с таким чутьем и искусством играла любовные сцены, сама еще не любила никогда. Никогда еще ее глаза не
ответили на восхищенный взгляд, что из сотен глаз плыл к ней на сцену. Казалось, что ее жизнь сосредоточилась только в искусстве, что она
живет только искусством для искусства.
Граф влюбился в нее с первого взгляда. Это была его первая любовь. Не поехал уже в Сицилии, как задумал, но остался в Неаполе;
начал стараться видеться со знаменитой певицей, но ее двери были заперты перед ним так же, как и перед другими ее звелични-ками.
Теперь он жил только мыслью о Стіллю. Для нее решил пожертвовать целое свое имущество, жизнь и душу.
Но был еще кто-то, подобно, как граф Телєк, ходил, как тень, за Стіллею. Это был старший господин, что его граф впервые увидел
во время своей последней поездки в Неаполь. По виду которого на великого господина., но никто не знал ни его фамилии, ни происхождения. Его
можно было встретить всегда там, где выступала Стілля. Сегодня в Риме, завтра в Флорентії, позавтра снова в другом городе. Казалось,
что ее пение необходим ему, как воздух.
И когда граф жил только Стіллею от времени, как впервые ее увидел, то этот незнакомый жил ею уже от шести лет. А все же он никогда не
пробовал приблизиться к ней, никогда не представился ей, ни не писал к ней, хотя никогда не преминул ни одного ее выступления и во всех театрах имел
свою зарезервированную ложу. Одетый в темную нагортку, в большом, надвинутой на глаза шляпе сидел в глубине своей ложи тихий и
заслушан. Когда Стілля відспівала свою последнюю точку, он отходил, а пение - другого певца или певицы не мог его задержать.
Кто был тот странный незнакомый? Стілля рада была это узнать, потому что везде, где только вернулась, •видела его таинственную
фигура и слышала его взгляд на себе.
Когда женщина интересная, то всегда узнает того, чего хочет. Подруги доложили Стилли, что таинственный незнакомец имеет в себя ее портрет в
драгоценных золотых рамах, что купил его на вес золота у славного художника-портретиста.
Что-то больше о нем трудно было узнать, потому что он никогда ни с кем не говорил и не бывал нигде, а имел только одного товарища, не
менее таинственного, как сам.
Приятель незнакомого звался Орфанік. Которого на ученого, точнее химика, что живет на ласке богатого приятеля.
Худой, маленький, с очень бледным лицом, носил в правом глазу черный монокль. В разговоре размахивал руками, а во время проходов говорил
громко сам себе. Все знали и таинственного воздыхатель пения Стилли и его странного приятеля; они приезжали каждый год в театральном
сезоне до своей виллы в Италии. Приятели Стилли и газетные рецензенты крутились так долго круг той виллы, пока не узнали, кто есть тот
таинственный незнакомец, а когда граф спросил о его фамилия, то услышал:
- Князь Рудольф Горц...
Это делалось тогда, когда Молодой граф приехал в Неаполь. От двух месяцев театр Сан-Карло был каждый вечер переполнен: всех
привлекал туда пение Стилли. Еще никогда не была она такая увлекательная и не собирала столько аплодисментов.
На каждом спектакле сидел граф в своем кресле, рядом оркестра, а князь Горц в своей ложе.
Неожиданно разнесся по Неаполю слух, что всех. глубоко тронула: Стілля хочет покинуть сцену! В самом расцвете своей красоты и
таланта! Разве это было возможно?
А все же так оно было.
Стіллю начал беспокоить тот таинственный незнакомец. Она решилась покинуть театр, чтобы только избавиться от назойливого взгляда его
восхищенных глаз.
Поэтому, когда граф Телєк нашел возможность сделать ей предложение, она согласилась стать его женой.
Венчание Стилли с графом должно произойти сейчас по окончании театрального сезона в Неаполе.
Можно себе представить, какое впечатление произвела эта постановление Стилли не только в художественном, но и в аристократическом мире!
Для князя Горца, что тратил с уходом Стилли из театра все, что держало его при жизни, были помолвке Стилли с графом Телєком
страшным ударом.
Все заметили, что Орфанік не отступает его теперь ни на минуту и каждый вечер сидит с ним в ложе.
В конце поступил день последнего выступления Стилли. Должна попрощаться с публикой в своей найгарнішіи креації Анджеліки д'Орляндо в
лучшем произведении Арконаті.
В этот вечер было столько публики, что едва десятая часть достала билеты. Все надеялись какой демонстрации против графа
Телєка, а тем временем поднялась завеса пятого акта оперы.
Этим вместе князь Горц уже занял свое место в ложе, еще заки Орфанік появился круг него.
На сцену вышла Стілля, еще лучше, как обычно. Воспроизводила свою роль с таким чувством и таким талантом, что публика німіла с удивления и
захват.
Молодой граф стоял за кулисами и дрожал от волнения. Одиноким его желанием было дождаться конца спектакля. Тогда прогремят
последние аплодисменты, он вырвет Стіллю раз на все отсюда-и отвезет ее как графиню Телєк далеко, далеко до своего замка в Семи-огороде.
Тем временем поступила эта драматическая сцена, где героиня умирает д'Орляндо. Никогда еще не звенела так прекрасно волшебная мелодия художника
Арконаті... Никогда Стілля не пела с таким чувством... Целая ее душа всплывала в строфы...
В этой минуте раскрылся занавес в ложе князя Гйрца и показалась какая-то голова с длинными волосами. На Смертельно бледном лице
горела пара глаз неистовым огнем.
Стілля пела последнюю строфу конечной действия... Именно приходили здесь те слова полные тоски:
Слышу, как мое сердце трепещет, Хочу умереть...
Вдруг-пресек... Подняла руку к губам, ее лицо зарожевіло... Зашаталась и упала... -
Публика сорвалась со своих мест. В ложе князя Горца услышали крик... Граф Телєк бросился на сцену и схватил Стіллю в мышцы посмотрел...
на ее личико... кликнул по имени - и - закричал: "Не живет!... не живет!... не живет!..."
Стілля действительно не жила... Чаша переполнилась до краев... ее лебединый пение объединился с ее последним дракона...
Молодого графа отнесли в гостиницу в безнадежном состоянии. Его не было на похоронах Стилли.
На кладбище Кампо Санто Нуово, где похоронили молодую певицу, видел на мраморній плите лишь надпись: "СТІЛЛЯ"
Вечером по похоронах пришел на кладбище какой-то мужчина и долго стоял с опущенной головой над гробом. Ему казалось, что слышит
еще ее волшебный голос...
Это был Рудольф Горц.
Той самоГночі князь выехал из Неаполя в обществе Орфаніка, а рано пришел на адрес молодого графа такое письмо: "Это вы убили
... будьте Прокляты " графе Телєк!... Рудольф Горц..."
Такая была эта печальная история.
Жизнь графа Телєка завис целый месяц, как на волоске. Не узнавал никого, даже своего чури Грише, а в бреду шептал имя Стилли. Но молодой организм при бережной лекарственной опеке наконец победил недуг. Граф выздоровел и как только вспомнил памятный вечер в театре Сан Карло, не мог сдержать болезненного восклицания:
- Стілля... моя Стілля! и вытягивал тогда мышцы, словно хотел ее обнять.
Как только молодой граф поднялся с постели, убедил его верный Грицко, что надо вернуться к замку в Краевой. Перед отъездом
из Неаполя пошли оба еще на кладбище Кампо Санто Нуово.
Молодой граф припал к могиле Стилли, Гриша отошел в сторону, почитая его боль.
Несколько дней позже оба были уже в Краевом в старом родовом замке графа. Но молодой граф не мог ничем ни радоваться ни
интересоваться. Ни расстояние, ни время не могли втишити его боли.
В конце верный Грицко подговорил своего господина на малую путешествие в горы, надеясь, что там молодой граф немного развлечется. Они
зови дели долину обоих Солей, подивляли замечательную високорівню Вулькану, были на горе Ретязат и наконец добились до села Версту к
корчмы Йоськи.
По уходе войта и других молодой граф остался только с Грицьком в корчме и утонул в воспоминаниях. Гриша был лихой и проклинал в
души несчастный припадок, заново вспомнил его господину эту досадную неаполитанскую историю.
Тем временем войт, учитель и доктор возвращались домов недовольны из себя, потому что хотя и хорошо было, что молодой граф сообщит власть в
Кольошварі и придут жандармы, то все же целая история в корчме не гадала ничего хорошего для села.
Молодой граф посидел еще с час в корчме, потом вышел на площадь и стал с интересом присматриваться горам Плазы, где на високорівні
Оргаль видніли серые стены старого замка в Карпатах.
- Так вот тот замок принадлежит до того чудака, который был причиной целого несчастье в театре Сан-Карло,- думал молодой граф.- Но ведь
его здесь не было того времени, и возможно, что он уже давно не живет.
А впрочем, приключение лесничего Николая была странная. Вероятнее всего то, что какие-то разбойники поселились в замке и лучше было бы дать знать в
городе полиции, а все же интересно было бы поговорить с самим Николаем, думал граф и вместо вернуться к трактиру, пошел в дом войта"
Было три часа пополудню; войт, увидев перед своим домом графа, все так и расплылся с вежливо