сти: "ему пришлась большая
честь, господин граф зашли в его дом... целое село Верст сочтет господина графа спасителем... ибо только благодаря господину графу все здесь
изменится... в село заходить снова туристы... и никто не будет уже пугаться замка..."
Граф поблагодарил войту и спросил, не мог бы увидеться с лесничим.
- Почему нет, господин граф! Он хотя немного болен, то с радостью буду служить вам, господин граф! Правда, Маша? -обратился староста к дочери,
именно вышла из дома.
- Да, господин граф,- ответила Маша.- Ему уже. Слава Богу, лучше.
Молодой граф посмотрел с удовольствием на красивую девушку, а довідавшися, что это суженая Николая, спросил:
- Как зачуваю, то лесничему уже лучше... имеете, вероятно, хорошего врача в Версте?
- Еще какой добрый! - ответил староста.
- Да, прошу пана,- заметила Маша,- имеем доктора Патак.
- Чи.не то сам, что ходил с Николаем до замка?
- Да, господин граф!
- Я хотел бы поговорить с Николаем.
- Прошу.
- Не горюйте, панно Маша, не буду его долго беспокоить. А когда же свадьба?
- За две недели.
- Ну, то, как позволите, господин війте, я запрошуюся на свадьбу.
- Просим, просим! Это большая честь для нас,- говорил староста, а Маша добавила, блеснув:
- Кобы только выздоровел до того времени, ибо, как знаете, господин граф, его болезнь не такая обычная...
Она имела в виду "духов", что прицепились к болезни Николая...
- О, тем не печальтесь, панно Маша. Впевняю вас, что все будет хорошо. Я сообщу власть и жандармы сделают на замке
порядок,- ответил граф и, не желая слушать дальше о духов, попросил, чтобы его ввели к Николаю.
Маша завела его в комнату, где сидел лесничий в большом старом кресле и отошла.
Лесничий Николай знал уже, что два путники ночевали в Йоськовій корчме и що'один из них был графом; он вежливо поприветствовал гостей.
- Господин лесничий,- заговорил граф, протягивая руку,- прошу вас, скажите мне, и вы .вірите, что в'замку есть духи?
- Я принужден в это поверить, господин граф!
- И действительно вас трутила какая-то рука, как вы хотели вылезти на мур?
- Нет сомнения.
- Почему вы так думаете?
- Духи не желают того, чтобы кто-то добрался до замка.
Лесничий начал рассказывать, хотя знал уже от войта, как на те дела смотрит молодой граф. Дойдя до того места, где доктор не мог
сдвинуться с места, спросил:
- Как это объяснить, господин граф, что доктору ноги словно приросли к скале?
- Может, доктор стал в какую щель в скале и потому не мог двинуть ногами.
- То была бы какая-то рана, какой-то знак. Молодой граф признал лесничему правы, не зная, что ответить, а лесничий добавил:
- В конце концов, об этом н'е могу так хорошо знать, потому что это относилось к доктору. Знаю только подробно, что мне случилось.
- Так... так... лишім доктора, а говорім о вас,- сказал граф.
- Меня трунула из мура какая-то рука.
- А нет знака, нет синяка?
- Ничего нет, господин граф, а все же одна моя рука и целый сторону были языков спараліжовані.
- И это было тогда, как вы хотели вылезти уже на мур?
- Да, тогда. Я должен был еще столько сознания, схватил второй рукой за цепь, как летел в долину. Только упав на землю, я потерял
память.
Граф недоверчиво качал головой, а Николай говорил дальше:
- То, что. оповідаю, господин граф, не выдумка и доказательством этого является хотя бы то, что уже восемь дней лежу в постели.
- Не возражаю, это был опасный упадок.
- Опасный и, наверное, была в том чортивська рука.
- Нет,- засмеялся граф,- я в это никогда не поверю.
- Ну, то выясните мне, что это было?
- Сразу этого сделать не могу, но увидите, что все прояснится.
- Дал бы Бог! ;
- А скажите мне,-начал опять граф,-тот замок всегда принадлежал к семейству князей Горцев?
- Да, господин граф! Он и дальше к ним относится, если князь Рудольф еще живет, потому что уже от двадцати лет ничего о нем не слышать.
- От двадцати лет?
- Да, господин граф! Он уехал и оставил замок на старых елуг, но они уже все умерли.
- И с тех пор - никто не был в замке?
- Никто.
- Ну, а что говорят люди о князе? . - Говорят, что, вероятно, умер.
- Ошибаются, господин лесничий - я видел князя Рудольфа пять лет назад.
- Он живет?
- Так... в Италии... в Неаполе.
- Вы видели его?
- Да, перед пяти годам.
- А теперь?
- С тех пор ничего о нем не слышал.
Лесничий замолчал; какая-то мысль пришла ему в голову, но не решался ее высказать. Наконец решился:
- А, может, это князь Рудольф вернулся в замок и не хочет, чтобы об этом кто узнал?
- Нет... это невозможно!
- И в самом деле - почему цен прятался бы... и не хотел, чтобы кто-то увидел его...
- Наверное, так...- притакнув граф, но в душе подумал, что мысль лесничего была совсем вероятна. Князь всегда был чудаком и
очень возможно, что по происшествии в Неаполе прибыл к замку и хочет быть вполне сам, используя предрассудки темного народа в том краю.
Но вдруг вспомнил, что подвергать эту мысль верстянам не было бы в его интересе и заговорил:
- Если бы это князь Рудольф, то так получалось бы, что князь и черт - это одно и то же.
Побыв еще минуту у лесничего, граф сменил тему разговора. Желал Николаю скорого выздоровления, потому свадьбы с хорошей Машей уже не
за горами, а он хочет на нем быть.
Попрощавшись, вернул в глубокой задумчивости к трактиру.
В шесть часов подал Йоська ужин. Корчма была пуста, но Йоська впевняв, что это лишь потому, что люди не хотят беспокоить
господина графа.
Круг восьмой спросил Грицко:
- Господин граф не будут уже нуждаться меня?
- Нет.
- Пойду на майдан выкурить трубку.
- Хорошо, Грицько.
Молодой граф протянулся выгодно в кресле и утонул в воспоминаниях. Ему казалось, что он в Неаполе в театре... что видит князя Горна в
ложе, как смотрит на молодую певицу, словно хотел ее загипнотизировать... Потом вспомнил письмо, где его обвиняют в убийстве
Стилли...
Так размышляя, граф здрімався. Но это был только легкий полусон. Вдруг ему показалось, что слышит какой-то чрезвычайно сладкий и
мелодичный голос в сале, где был один, совсем один.
Не зная, что это, сон или явь, начал надслухувати.
Такие Действительно, это эта замечательная мелодия, романсы художника Стефано и он даже явственно слышит слова:
В садик тисячеквітний Пойдем, мое сердечко-Молодой граф знал эту песню... ее пела Стілля на останньмоу своем выступлении...
Еще минуту плыла сладкая мелодия из невидных уст, потом пение замолчал...
Граф резко обернулся... Хотел поймать хоть еще один звук, хоть далекий отголосок того самого дорогого ему в мире голоса...
Но везде было тихо.
- Ее голос...- говорил смущенный.- Так... это был ее голос... этот голос, что я его полюбил над все в мире...
Прочухавшись вполне, сказал:
- Я спал... это мне только снилось!
На второй день проснулся граф, как только начало зоріти. По неспокойной ночи он был языков запаморочений.
В тот день имел с Грицьком идти к Кольошвару.
Были уже в Петрошень и Лівадзель, а теперь граф хотел побыть еще несколько дней в столице Залесье. Оттуда они должны были поехать по железной дороге
на Венгрию.
Граф оделся и вышел на майдан. Здесь начал с удовольствием осматривать восход солнца на високорівні Оргаль.
Раздумывал, сообщать в городе, или вообще не мешаться до этого. Было бы хорошо помочь темным, суеверным верстянам,
но, если действительно князь Рудольф живет в замке, то лучше было этого не делать.
- На майдан пришел Гриша, а молодой граф поведал ему, и спросил, что он об этом думает.
- Господин граф,- ответил Гриша.- Это очень возможно, что князь Рудольф играет там в замке роль черта, но зачем мы имеем
мешаться до того? Пусть верстяни сами выкручиваются; это не наше дело.
- Хорошо говоришь, Грицько,- притакнув граф.- А по войта и других, то они сами 'должны знать, что делать,- заметил граф.
- Вероятно, что так! Должны сами обратиться к . полиции,- потакнув Грицко.
- После завтрака идем, Грицьку, дальше.
- Хорошо. Все готово.
- Но пока спустимся в долину Соли, пойдем еще в горы Плазы.
- Зачем?
- Так мне что-то захотелось. Потеряем на это не более, чем полдня.
Григория удивил этот новый план графа; ему казалось, что это нецелесообразно, но ничего не говорил, потому что видел, что молодого графа
овладели снова болезненные воспоминания.
Граф был все еще под впечатлением пения, что его слышал во сне.
Но неужели же это был сон?...
Все это так странно повлияло на молодого графа, что он хотел конечно пойти хоть под оборонительная стена, когда уже не до середины замка.
Но это хотел сделать так, чтобы никто из верст ян ничего о том не знал, потому что сразу зачалось бы убеждения и просьбы, чтобы не идти туда.
Поэтому решил, что выйдут из села так, как будто бы шли к Кольошвару, а потом скрутят на тропу, которую он заприметил с майдана; она вела с
горы Ретязат на гору Вулькан. Туда можно было добраться на збіччя гор Плазы, не нуждаясь идти через деревню Верст.
Около полудня, заплатив соленый счет приятно улыбающегося Йоськи, молодой граф пустился в дорогу.
Войт, хороша Маша, учитель, доктор и другие верстяни вышли на гостинец, попрощати редкого гостя.
Даже лесничий Николай вышел из дома, а доктор заметил чванькувато, что еще немного и он его совсем вылечит.
- Гратулюю,- сказал молодой граф к Николаю,- а вам, панно Марийка, также; это главным образом ваша заботливая опека поставила его на
ноги.
- Спасибо,- ответила Маша на радостях.
- Счастливой дороги! - говорил лесничий.
- Дай Бог! - ответил граф, печально улыбаясь.
- Просим вас, господин граф, еще раз, не забудьте сказать в городе замок,- звал войт.
- Нет, господин війте, не забуду,- ответил граф.- Но когда бы я где-то в пути задержался, можете и сами в простой способ освободиться
от того неприветливого соседства.
- Легко сказать...- пробормотал учитель.
- ...И сделать,- ответил граф.- За двадцать четыре часа жандармы виполошать всех "духов" из замка, как только того пожелаете.
- А разве жандармы дадут совет духам? - спросил пастух Федь.
- Даже духам! - заверил граф.
- Господин граф,- отозвался доктор,- если бы вы пошли были тогда со мной и с Николаем, то наверное так бы не говорили.
- Нет, господин доктор,- засмеялся граф,- все говорил бы то же самое, что теперь, даже хотя бы мои ноги не раз, а несколько раз приросли к
земли...
- Ноги... так, господин граф, и то в сапогах... Мы попали в царство духов... где все было возможно...
- Не уговорю вас,- смеялся граф,- но думаю, что сапоги жандармов не прирастут к земле, как ваши...
Молодой граф еще раз попрощав Йоськи, низко кланялся ему, войта и всю общину, и отошел с Грицвком.
Через час они были уже на правом берегу реки и спиналися на хребты Ретязату.
Гриша ничего не говорил, потому что видел, что ничего не поможет, боялся только, чтобы его господин не влез опять в какую-то передрягу.
По двухчасовом ходе граф и Грицко сели немного отдохнуть.
В том месте Волошская Соль шла крутым поворотом направо; с другой стороны видно было уже високорівню Оргаль.
Граф и Грицко вынуждены были перейти на другой берег реки, чтобы добраться до замка. Эта дорога была вдвое длиннее, но они все же надеялись,
что дойдут до замка за день и молодой граф сможет его осмотреть. Потом сойдут на ночь к Лівадзель, а рано пойдут к Цветных швару.
По получасовом отдыха путники отправились в дальнейший путь. Гриша с трудом сдержался от зав-весы:
- Это совсем безпотрібне идти дальше! Вернем я плечами до того проклятого замка и вертаймо.
Перейдя на другую сторону реки, увидели, что дорога будет очень тяжелая. Почва здесь каменистая; полно было провалов и горных
потоков. Тропы не было никакой. Они вычислили, что через час будут на Вулькані, тем временем шли полных пять часов.
Вправді, этот сторону гор Плазы не был такой залісе-ный как то, что им шел Николай с доктором, зато были здесь и другие преграды. Отвесные скалы,
глубокие пропасти, острые камни перегороджувало дорогу.
Час продолжалось, пока видрапалися на склін горы и вправду казалось, что замок назад был такой недоступный, что добраться до него
было так тяжело.
Выйдя на високорівню Оргаль, путники увидели на ее вершине замок, который издали ничем не режь-нивсй от диких скал.
Молодой граф и Грицко шли к замку с северной стороны, Николай и доктор шли туда с востока, где была замковая ворота и звисиий городов.
От севера был только оборонительная стена и оттуда никак нельзя было добраться внутрь; но это молодого графа не смущало; он не
собирался входить в замке.
Было пол до семи вечером, когда граф и Грицко стали на вершине високорівні. Перед ними сіріли старые стены замка, его башни и башни.
Возле одной из них видно было старый бук с обломаним ветвями. Юго-западный ветер играл его листьями.
И бук и замок выглядели очень старые и граф убедился, что Федь был прав, когда говорил, что замок не постоит уже долго.
Внутри замка вероятно были большие сале, древние комнаты, зброївні, темные подземелья и искореженные коридоры.
Никакое другое место в мире не было подходящим на двор для князя Горца от этого старого, опущенного замка.. Здесь он мог жить спокойно,
убежден, что никто об этом не узнает.
Но назверх ничто не указывало на то, чтобы в замке кто-то жил. Из труб не поднимался дым, окна были плотно позамикані, даже
голос птичек не беспокоил мертвецької тишине старого замчища.
Молодой граф смотрел молча и задумано старом здании.
Когда в том старом замке было шумно, некогда кипела в нем жизнь, а на оборонном вали стоила вооруженная стража.
Гриша отошел в сторону, оставляя графа в покое, и когда солнце скрылось за верхи гор Плазы, а долину обоих Солей начали
пеленать вечерние сумерки, Гриша заговорил:
- Господин граф... темнеет. Приближается ночь-Граф словно не слышал.
- Пора идти,- снова начал Гриша.- В Лівадзель позамикають все корчмы.
- Сейчас, Грицьку, сейчас иду,- ответил граі.' и стоял дальше, словно вкопанный в землю.
- Не забывайте, что те скалы мы с трудом прошли в белый день, а что будет ночью...
- Правда, правда, Грицьку... сейчас уже идем-Казалось, что что-то сдерживает молодого графа и он не может отойти от замка.
Может и ему, как доктору, ноги приросли к скале?...
Нет! Его ноги были свободны, он ходил сюда и туда по високорівні, а когда хотел отойти, ничто бы не помешало...
- Господин граф, идем? - не выдержал Гриша.
- Так, так,- ответил граф и не двигался с места. Тем временем на високорівні начало уже темнеть. Замок окутали вечерние тени,
но ни в одном окне не блеснуло свет.
- Господин граф, и пойдем уже! - просил Грицко. Граф пустился уже идти к нему, когда вдруг на замковой террасе там, где рос
ославлений бук, появилась какая-то туманное явление-Граф остановился и вгляделся в явление. Это была молодая женщина, ее длинные волосы были
распущенные, а руки простертые. Она имела на себе белую одежду.
Ах, эта одежда! Не был ли это одежда Стилли, что она его имела на себе во время конечной сцены в театре, когда траф видел ее последний раз?
Так! Это была Стілля! Она протянула руки к графу и смотрела на него горящими глазами.
- Это она... она...- крикнул граф, хитаючися, и был бы упал лед муром, когда бы Грицко его не поддержал.
Появление исчезла...
Как странно! Одно мгновение и граф узнал Стіллю.
- Она, это она!... Стілля живет!...- призвал.
Разве это было возможно? Стілля, что ее граф никогда не думал уже увидеть, появилась на замковой террасе! Это ему не привиделось, потому что и
Грицко ее видел!... Это была, вероятно, она и имела на себе тот сам одежда, что в нем выступала последний раз в театре Сан-Карло!
Молодой граф видел ее собственными глазами. Действительно ли эта обожана женщина, которая должна была быть его женой, была заключена от пяти лет в тех
заліських горах? Разве же это было возможно, чтобы Стілля воскресла? Или князь Горц схватил ее мертвую и завез в свой замок в
Карпатах? Чьи это похороны состоялись тогда на кладбище Кампо Санто Нуово в Неаполе?
Все это было невероятное, подобало на чудо и граф сотню раз повторял это себе упорно... А все же Стілля была на замке... Она
жила, потому что он видел ее на террасе!...
Молодой граф пробовал собрать свои мысли, и решился: любой ценой вырвать Стіллю из рук князя Горца, что в'язнив ее в замке в
Карпатах от пяти лет!
- Слушай, Грицьку...- заговорил придавленным со волнения голосом,- понимаешь ты что... потому что я уже ничего не понимаю. Мне
кажется, что я сошел с ума...
- Успокійтеся, дорогой мой господин!
- Прежде всего должен добраться до нее... к ней... еще сегодня...
- Может бы так завтра?
- Говорю тебе: сейчас... Она здесь... И видела меня, так как я ее... Она ждет меня...
- Ну, хорошо, но когда и я пойду с господином графом...
- Нет! Пойду сам.
- Хотите идти сами?
- Да.
- Но как доберетесь туда, когда лесничему Николаю это не удалось?
- Мне это удастся!
- Ворота заперты...
- Ничего. Найду какую-то щель в стене... Я должен туда добраться!...
- Позвольте мне, господин граф, идти с вами, прошу вас!
- Нет, Грицьку, пойдешь к Версту... Нет!... не в Версту, не надо, чтобы там знали... пойдешь к села Вулькану и там переночуешь... а когда
меня там до утра не будет, пойдешь в город - даш знать полиции, все расскажешь и придешь сюда с жандармами... Пусть обстреливают замок. А
ты здесь подождешь. Ах! Господи, она живет. Ничто, только бы достать князя Горца в руки!...
Гриша видел, что его господин уже совсем не владеет собой.
- Ну, иди, Грицько,- приказал граф.
- Должен идти?
- Да,- ответил граф и начал отходить. Гриша постоял еще минуту на месте, но увидев, что на упрямство графа нет совета,
начал утешать себя, что его господин так или так не доберется до замка и придет к Вулькану... завтра... а может, еще и нынче ночью...
Тогда они оба пойдут в города... сообщат в полицию... и то, что не удалось Николаю ни графу, наверняка удастся жандармам... Они
разберутся с князем Горцем, уволят бедную Стіллю, разрушат замок в Карпатах... так, что не останется с него камень на
камни...
Так размышляя, сошел верный Грицко с высо-корівні и отправился в направлении Версту.
Тем временем граф шел вокруг оборонительного вала. Сквозь его голову пролетала облако мыслей.
Теперь он был уже уверен, что князь есть в замке, когда там была заключена Стілля...
Но как добраться до нее?...
Препятствия, что их лесничий не мог победить, он победит!... Это не была отвага, что перла его до тех старых стен; это было большое
любовь к той женщины, которую считал мертвой!
Граф знал, что добраться до замка можно будет только с южной стороны, где есть ворота и свес ный мост. Пустился в том направлении вокруг
оборонительного вала.
Днем было бы невозможно взобраться на стену, потому что в замке его увидели бы, но ночью это могло удаться.
Тем временем сделалось так темно, что граф шел дальше наощупь, инстинктивно обходя скалы и пропасти, что были вокруг стены. Так
дошел вплоть до второй башни, но тут попал между такие скелисті дебри, что не мог из них выйти. Покалечил себе руки, поминутно падал, а тем
время над его головой срывались со скал горные орлы с диким криком.
Ах, почему не зазвонит колокол в замковой часовне? Почему не блеснет свет из башни, что о нем рассказывали Николай и доктор?
Он бежал бы с утешением на голос колокола и на этот свет!
Но нет! Ничто не каламутило мертвецької тишине. Ничто не разъясняло темной ночи...
Уже больше часа бродил граф между скалами и начал бояться, не сошел ли уже слишком далеко в долину. Наконец остановился, ломая
руки в одчаю. Куда идти, чтобы добраться до врат? Или подождать до утра? Но тогда увидят его из замка... Рудольф Горц хорошо будет
его бдеть!
Только ночью и то сейчас должен добраться до замка, но он не может этого сделать из-за ту проклятую темень!
Одчаяний к краю, крикнул:
- Стілля... моя Стілля!...
Разве он верил, что заключенная вчує его голос? А все же звал любимую по имени, вплоть отголосок катился по горам.
Вдруг увидел свет, что плыло свысока.
- Замок... вот и замок...- сказал он себе. И действительно, в Одной замковой башни блеснуло свет. Граф поверил, что это Стілля засветила
свет, чтобы показать ему дорогу к воротам...
Начал идти за светом. Зашел слишком далеко направо и теперь возвращался. Вскоре был уже недалеко замковых ворот. Удастся ли ему
добраться внутрь?..
Граф подошел ближе; звисний мост был спущен... Ворота...
Не надумуючися, вошел через ворота... Но едва поступил несколько шагов, звисний городов с лоскотом поднялся и ворота замкнулась.
Граф был узником замка в Карпатах...
Жители Версту и туристы знали замок в Карпатах только издали. Вблизи никто его не видел, потому что одних сдерживал страх, вторых
тяжелое доступ к нему. Поэтому всем казалось, что замок в Карпатах - это лишь старые свалки.
Тем временем так не было. Здание из старой крепости иа оборонительной стеной была еще цела и могла поместить в себе целый отдел войска.
Там были еще большие сале, глубокие подземелья, подвалы и ріжні ходы и подземные дороги, сверху поросли травой. Главная башня
поднималась на три этажа, а в ней были хорошие сале, где совсем выгодно можно было жить. Вместо кровли она имела террасу, откуда
можно было добраться до обеих башен. С той террасы сходилось каменными лестницами и до замкового огорода, где были еще здесь и там керниці;
вода из них плыла к потока Нядй. Длинный подземный коридор связывал замок с дорогой, что вела к селу Вулькану. Так выглядел замок
внутри. Его геометрический план был очень сложный и которого на старинный лабиринт.
Интересно, молодой граф найдет в нем нить Ариадны подобно, как легендарный Тезей?
Когда за молодым графом ворота с грохотом закрылась, он ни чуть тем не смутился. Наоборот, обрадовался, что наконец нашелся в
замка князя Горца, где была его Стілля; он решился отдать даже жизнь, чтобы только ее вызволить.
Коридор, в него вошел граф был широкий и довольно высокий. Имел круглое своды, а в стенах многочисленные углубления. Но в
коридоре было так темно, что граф мог подвигаться вперед только шаг за шагом.
Он свернул налево и, обтовкуючись от стены, шел дальше. За последнее излучиной наткнулся на какую-то завесу. Осторожно поднял ее и
перейдя сквозь какое-то отверстие, снова начал идти вперед. Вдруг приспішив ходы, но все что-то его спинювало: то какой-то стена, то какой-то
излучина, то снова забое под ногами. Ему казалось, что вместо идти к башне, он возвращается назад. Начал лихорадочно искать другой дороги.
Но везде было так темно, что нельзя было признаваться. Это был настоящий лабиринт.
Граф задумался. По тому, что он не шел ни вверх, ни вниз, можно было узнать, что с той галерее он не доберется до башни.
Вероятно, было какое-то другое полученных между замковой воротами и башней, но он о нем не знал.
Начал наслухувати, не вчує которого голоса, или шагов, но зря! Тогда начал так громко звать Стіллю, что, вероятно, его голос слышать
было в башне; но и это ничего не помогло. Граф почувствовал, что силы его покидают.
С тех пор, как вышел с Версту, не ел еще ничего, был голоден и спрагнений; ночь была холодная, и он звонил зубами.
Была, может, девятый час вечером, когда граф, поступив вперед, почуял, что под его ногой нет земли. Наклонился и діткнув рукой
лестницы.
Начал сходить ними вниз и начислив их что-то шестьсот семь, когда вдруг на несколько шагов перед собой увидел свет.
- Может это она?... - заговорил с теплотой к себе и пустился бежать в направлении света.
Вдруг споткнулся и упал через порог какого-то погреба, что был на которых двенадцать футов глубокий; его круглая потолок опиралась на
восьми столбах. Вверху на середине свисала с потолка стеклянная баня, а в ней горел желтый свет.
Против дверей, которыми граф вошел, были еще другие двери, окованные железом. Они были заперты.
Возле одной стены погреба была постель, а собственно каменная прича, на которую кто-то бросил подушку и накрывало, один стул и тяжелый стол,
прикрепленный железными штабами к стене. На столе стояла в кувшине вода, здоровый ломоть сухого хлеба и кусок холодного мяса.
Все это указывало, что в замке надеялись гостя в том погреба.
Граф был такой голодный, что прежде всего забрался к еде. Покріпившися несколько, хотел собрать мысли, но зря. Останками своих сил
доволікся к причі, когда вдруг свет погас и он против своей воли запал в глубокий сон.
Как долго спал, того никак не мог себе представить. Его часы стоял, а погреб разъясняло снова желтый свет.
Граф встал с постели и перейшовся по погреба; двери, что ими он вошел, дальше были созданы, а те вторые все еще заперты.
Во время его сна был кто-то в погребе, потому что на столе стоял опять хлеб с мясом, а кувшин был наполнен свежей водой.
Граф ходил по погреба и раздумывал, выйти теми созданными дверью назад к галерее, или ждать здесь в погребе до рана на Грицка, что
придет с жандармами из города.
Вдруг услышал вне запертой дверью какой-то шелест. Мигом приложил к ним ухо и начал наслухувати...
Кто-то шел к двери; чьи-то шаги были слышны все отчетливее.
Граф вынул кинжал и, крепко сжав его в руке, застыл в ожиданні. При том думал: когда-откроется дверь и войдет какой-то слуга
князя, то он бросится на него и заставит завести себя к башне.
Когда же то будет сам князь Горц, то убьет его без милосердия.
Дверь не открылась... но молодой граф услышал за ними голос Стилли... Так! Это был ее нежный, чарующий голос. Она снова пела эту
прекрасную мелодию, что ею убаюкала его вчера до сна:
В садик тисячеквітний Пойдем, мое сердечко-Слова проникали до глубины души молодого графа... Заслухавшися в сладостное пение,
забыл про целый мир, а тем временем Стілля повторяла волшебный рефрен: Пойдем, ты мое сердце! Ходімої
Но не открывала дверей! И он не мог добраться до нее, чтобы схватить ее в свои руки...
- Стілле... моя Стілле!...- призвал граф в отчаянии, ударяя об тяжелые двери.
Но шаги за дверью начали отдаляться... а пение затих...
Граф бросился, чтобы выломать тяжелые двери, и они даже не подались.
Вдруг ослепила его страшная мысль:
- Сошла с ума!...- крикнул...- она сошла с ума... ибо не узнает моего голоса... не отвечает на мой призыв... Пять лет заключенная в
страшном замке... она потеряла разум!..
Отошел от двери. Его глаза горели неистовым огнем, волосы были бушующее, лицо страшное.
- Мне кажется, что я уже сошел с ума,- заговорил сам к себе и начал бегать по погреба, как дикий зверь в клетке. В конце
закричал:
- Нет!... и еще раз нет!... Не могу сойти с ума... должен видістатися из этого погреба!...
И побежал к первой двери...
Но они были заперты... Заперлись без гомона тогда, как он слушал пения Стилли...
Молодой граф был заключен в погребе.
Граф имел достаточно времени, чтобы все как следует передумать. В его бурных мыслях воспоминание Стилли был сильнейший; он еще долго
наслухував, не долетит до темного подземелья хоть отголосок ее пения. Но зря! А, может, ему это только послышалось? Это она пела
здесь перед часом в подземелье и это ее он видел на башне!
Мысль о сумасшествии Стилли не покидала графа.
Ах, если бы он мог забрать ее оттуда, с того проклятого замка и завести в Краевой! Его опека и безграничная любовь привлекли бы ей,
вероятно, здоровья!
Так размышлял граф долгие часы и не мог никак успокоїтись.
В конце понял, что надо хладнокровно что-то придумать.
- Должен бежать...- сказал себе,- решительно должен сбежать... как только откроется дверь... но что здесь кто-то входит только во время сна...
притворюсь, что сплю!...
Вдруг показался ему его длинный, твердый сон странным. Не было в хлебе или в воде какого насонного наркотика? Не будет уже есть ни
пить!... Вскоре, вероятно, кто-то поступит...
Лежа на постели, начал наслухувати, не сближается кто к одной или к другой двери. Но везде было тихо...
Тогда граф сорвался с постели и снова начал беспокойно бегать по келье. Голова у него горела, он задыхался, потому что в погребе уже истощилось
почти весь воздух, что нашло туда передше сквозь открытую дверь.
Вдруг услышал легкое дуновение ветра с горы...
Так, в потолке над одним столпом должен был быть какой-то отверстие.
Мигом взобрался по кам'янім столбе под потолок. Да, там была действительно имела щель в стене и сквозь нее граф увидел над собой языков дно
высохшей керниці, куда падал сверху немного света.
На дворе был день, а по косых лучах солнца граф узнал, что это могла быть пятый час зпо-лудня.
Итак, он спал полных четырнадцать часов и если они с Григорием вышли с Версту 11 июля, то сейчас должно было быть 13 июля...
Пролезть сквозь узкий проем наверху было невозможно, и граф должен был слезть по столбе снова вниз.
Так, видістатися с той кельи можно было только дверью...
Первые двери" что он ими вошел, были дубовые и имели тяжелое железное окутье; не было и думать о том, чтобы ими видістатися из погреба.
Казалось, что вторые двери, за которыми граф слышал голос Стилли - слабее и граф решился именно теми дверями выйти.
В конце концов, он не имел времени долго раздумывать; каждую минуту мог кто-то войти. Обитатели замка могли вполне резонно предполагать, что он
спит, выпив насонний напиток.
И граф начал спешно вырезать ножом неоковану железом часть двери. Старался делать это тихо и часто прерывал свою работу,
пристально наслухуючи.
За три часа дерево в железном оковке было выдолбленное и дверь открылась с громким скрипом.
Граф сдержал вздох и вышел в малых сеней. Везде было тихо. Солнце скрылось уже, видимо, давно за гору Ретязат, на небе
переморгувалися звезды, а на востоке вышел из-за туч бледный полумесяц.
Могла быть девятый час вечером.
Граф вошел еще раз до погреба, напился воды и вкроїв себе. кусок хлеба. Затем прикрепил нож к поясу и вышел из кельи, запирая за
собой дверь.
Когда подумал, что теперь сможет наконец дойти до несчастной Стилли, сердце било ему громко радости.
За минуту наткнулся в темных сенях на лестницу и начал идти по ней вверх. Пройдя семьдесят семь ступней, вышел наверх. Отсюда вел
куда-то темный коридор. Уже полчаса шел ним граф и никакие двери, ни никакая другая преграда не спиняла его. Было впечатление, что тот
коридор ведет к оборонительного вала на високорівні Оргаль.
Остановился на минуту, чтобы відітхнути и начал снова идти вперед.
Вдруг заметил, что стоит перед какой-то стеной. Коридор был замурован.
Все прежние усилия снова разбились об эту преграду и граф не мог сдержать розпучливого крика. Ему закрутилось в голове,
колени под ним угнулися и он упал, как длинный, под стеной.
Но за минуту увидел, что каменный пол имеет в том месте черты и движется; мигом начал снимать одну каменную плиту по второй. В
полу сделался малое отверстие; через него проходило свет; граф услышал какой-то шелест.
Глянул вниз и увидел под собой замковую часовню.
Часовня, построенная в готицькому стиля, должна была быть когда-то очень красивая, но теперь это была только руина. Вправді, тут и там видны были
еще мраморные плиты, где покоились предки семьи Горцев, но окна часовни были без стекол, престол был свергнут и целая обстанова
уничтожена. Однако на колокольне висел еще славный звон, пугал верстян; от него свисал до пола цепь.
В часовне присмотрел граф мужчину государств в руке ліхтарку, а когда свет упал на его лицо, граф узнал Орфаніка, того
чудака-ученого, всегда держался общества князя Горца.
Когда граф имел еще какие сомнения относительно того, князь есть в замке, то теперь они развеялись, ибо там, где был Орфанік, муссов
обязательно быть и князь Рудольф Горц.
Но что делал тот Орфанік здесь в часовне так поздно?
Граф с интересом стал присматриваться.
Орфанік клячав на земле и прикреплял к железных мин дротики, развивая их с клубков, что лежали в одном углу в часовне. Он был
такой занят своей работой, что, вероятно, не заметил бы графа даже тогда, если граф подошел бы близко к нему.
- Ах, почему эта дыра в потолке была такая маленькая? Почему нельзя было ней пролезть! - думал граф.- Он вошел бы к часовне и
бросился бы на того Орфаніка и велел ему завести себя к башне...
- А, может, это лучше, что он недоглянений, незав-важений никем раскроет тайные намерения тех людей...
Через несколько минут появился в часовне еще один мужчина. Это был князь Рудольф Горц. Он почти не изменился за столько лет. Это была эта
сама фигура, что в Неаполе. Высокая, худая, с бледным лицом, длинным, взбудораженным волосами и неистовыми глазами.
Князь подошел к Орфаніка, приглядаючися его работе.
По минуте вчув граф Телєк их разговор.
- Скоро скінчите, Орфанік?
- Да; именно докінчую.
- А в бастионах все уже готово?
- Все.
- Бастионы и часовня получені с башней?
- Да.
- Будет время убежать?
- Да, будет еще время.
- А коридор свободен?
- Да.
Минуту воцарилась тишина и Орфанік прикреплял дальше дротики к мин.
- Ах, мой старый замка! - призвал вдруг князь.- Тех, что хотят добраться сюда, это будет дорого стоить!
Князь сказал это таким голосом, что граф вздрогнул.
- Были ли какие вести с Версту?
- Да, перед четвертой я достал их.
- Ночью будет приступ?
- Нет, только рано.
- Когда Гриша пришел к Версту?
- Перед двумя часами и привел с собой жандармов из города.
- Га, трудно! Должно быть так, как мы решили, Орфанік! Замок не может защищаться своими обычными способами перед графом
Телєком и всеми теми, что хотят здесь добраться,- сказал князь и замолчал.
По минуте заговорил снова:
- Орфанік, а провода? Надо сделать так, чтобы об этом никто никогда не узнал, что между замком и деревней Верстом была коммуникация...
- Пересеку провода.
Наконец мы дошли в нашем рассказе до того места, где сможем рассказать читателям, в какой то способ замок пугал верстян и что это за
чудеса и страхи были в нем.
Уже в начале мы упомянули, что эта история происходила в последних десятилетиях XIX ст. Ученые открыли электричество. Изобретения Эдисона и
его наследников вошли в жизнь.
Между всяким электрическим принадлежностями был и телефон, уже очень усовершенствованный, и передавал очень точно разговор, пение, а даже
малейший шелест. Люди могли порозуміватися при помощи того аппарата, на расстояние, совсем так же, если бы говорили с собой близкого расстояния.
Орфанік был техником и работал уже от многих лет над тем, чтобы приспособить электрическую энергию до практических целей.
Он дошел в своих опытах в очень добрых вы-следов, но другие ученые не верили в его изобретения и Орфанік, відсунувшися от всех,
работал дальше сам, но попал в нужду. В том времени встретил его князь Рудольф Горц. Заинтересовался его работой и помогал ему деньгами.
Наконец дошло до того, что князь стал одиноким владельцем Орфанікових изобретений.
От того времени они и зажили уже вместе; оба эти чудаки подходили друг к другу. Никогда не расставались, даже тогда, когда князь Горц
гонял по всем городам Италии за Стіллею.
Но тогда, как князь увлекался пением великой артистки, Орфанік викінчував свои труды и именно в последнем году перед смертью
Стилли он дошел до небывалых вислідів в области электричества.
По трагедии в Неаполе Горц отъехал с Орфаніком до своего замка в Карпатах. Здесь он уладив все так, чтобы о том, что он есть в замке, никто
не мог узнать.
Из замка вел подземный коридор вплоть до села Вулькану. В окрестности про этот тоннель никто не знал, только один старый слуга семьи князей
Горцев. Тот слуга, очень определенная человек, приносил к замку тем тоннелем в указанные дни еду и все необходимое в жизни.
Сам замок, а главное-его середуща башня, еще очень хорошо сохранились и можно было там совсем выгодно жить. Поэтому Орфанік мог в
замка свободно дальше работать над своими изобретениями.
На желание князя он построил машину, которая бросала свет или столбы огня, издавала душераздирающие крики или дикий рев и это могло
выдаваться дьявольскими штуками для тех, что про такую машину не знали. Также получил подземным кабелем замок с деревней Верст.
Таким образом они знали обо всем, что говорят и что делают в деревне.
Тот телефон уладив Орфанік так, что повел проволока из замковой башни руслом потока Няди вплоть до корчмы Йоськи и прикрепил его к тому
окна, которое никогда не открывалось и было закрыто зеленью. Между тем зеленью он спрятал маленький телефонный аппарат.
Орфанік устроил целый аппаратуру, придя в трактир переодетый за туриста.
Аппарат был знаменитый и передавал каждое слово, каждое движение очень точно.
Первого года все было в порядке, и ничто не заколочувало спокойствия обитателей замка. Дурная слава замка держала всех вдали от него и
никому не приходило даже в голову, что в замке, кроме духов, может еще кто-то обитать. Князь Горц и Орфанік были из того очень довольны.
Но от минуты, как пастух Федь купил далековид и воспитал дым над замком, все изменилось.
Только теперь телефон Орфаніка стал необходимым для замка. Сквозь него вчув князь памятного вечера целый разговор в корчме "Под
королем Матвеем" и узнал, что Николай выбирается с доктором к замку. Чтобы его напугать, князь послал ему через телефон
известную предостережение. А когда несмотря на это лесничий и доктор пошли к замку, то Орфанік пустил ночью свою машину в движение. Знаем
уже, как это подействовало на доктора, только не знаем, что лесничий назад упал с оборонной стены, что его струтив из него специальный
электрический аппарат. Даже то, что доктору ноги приросли к скале, было правдой, потому что это Орфанік сделал при помощи электрического
тока.
От того времени жители Версту жили в таком страхе, что ни за что в мире никто не пошел бы к замку и князь Горц відітхнув с
полекшою, когда вдруг беда наднесла до села графа Телєка.
И снова телефон передал князю целый разговор графа с войтом и другими, а также и то, что граф хочет наслать на замок жандармов.
Князь ненавидел графа Телєка уже издавна, а теперь возненавидел его еще больше и решил взыскать его к замку и посадить. Зная
его безграничную любовь к Стилли, он передал по телефону ее голос и граф услышал в корчме пение Стилли. Потом увидел ее появление на башни и
действительно пошел к замку и попал к приготовленному для него погреба. С графом Телєком князь, как казалось, покончил.
Но остался еще его верный Грицко, что привел из города жандармов и приготовлял на завтра рано наступление на замок.
Против того князь и Орфанік были бессильны и постановили бежать по туннелю к Вулькану, підмінувавши перед тем замок.
Граф Телєк узнал из разговора князя Горца с Орфаніком, что есть телефонічне полученных между замком и корчмой в Версте и что они
хотят высадить замок, удирая перед жандармами и забирая, очевидно, с собой несчастную Стіллю...
Ах, почему не мог граф войти в часовню и броситься на тех двух людей...
Он убил бы их или заточил и предотвратил страшную катастрофу.
Но то, что было невозможно теперь, могло произойти по их уходе. Он пойдет вслед за ними вплоть до башни и там с ним посчитается.
Граф смотрел внимательно, куда они выйдут. Тем временем услышал еще такое:
- Все уже готово?
- Да.
- Ну, то розійдімся!
- Господин, вы дальше отстаиваете при том, чтобы вас самого оставить в замке?
- Да, Орфанік, вы идите уже в тоннель!
- А вы?
- Покину замок в последний минуте.
- Имею ждать вас в Быстрице?
- Да, в Быстрице.
- Ну, прощайте, если конечно хотите еще здесь остаться,..
- Да, Орфанік... хочу еще раз ее здесь слышать... это последняя ночь, которую переживу в замке в Карпатах...
За минуту князь и Орфанік вышли из часовни и хоть они не произнесли имени Стилли, граф Телєк хорошо понял, что это с ней князь хочет
последний раз розмовитися.
Катастрофа невідхильна. Предотвратить ей граф мог только в этот способ, если бы мог поставить князя перед свершившимся фактом.
Была, может, одиннадцатый час ночью. Граф начал заново свой труд и за полчаса отверстие в потолке был уже такой большой, что он
пролез ним к часовне.
Сквозь окно упало до часовни бледное свет луны, что именно выплыл из-за облаков.
Граф подошел к двери углибині часовни и создал их. Перед минутой исчез за дверью князь с Орфаніком. Двери выходили на
темный коридор. Граф пустился идти им, но поминутно спотыкался на каком-то камнях. Вскоре оказался перед какими-то дверью и
вышел на галерею.
В той галерее было также темно и нельзя было сориентироваться, куда она ведет. Но по тому, что он не шел ни вверх ни вниз, граф
предполагал, что эта галерея ведет, видимо, через замковый двор.
По получасовом ходе в галерее кое-что прояснилось. Граф приспішив ходы и вскоре оказался возле левого бастиона на большой площади,
получившейся грубым стеной. На площади стояло много старых моздірів и именно когда граф подошел к одному из них, он увидел, что из леса
выходят на високорівню Оргаль какие-то люди. Это были жандармы, что их привел Грицко.
Граф едва воцарился над собой, чтобы громко крикнуть. Верный Гриша узнал бы сразу его голос, но и для князя была бы это
острога и выполнил бы свое намерение скорее, как задумал.
Поэтому граф тихо перешел площадь и вышел сквозь открытые двери галереи, лучила площадь с левым • бастионом. Из галереи вела лестница
вверх к бастиона и граф пошел ними, врадуваний и счастлив, что наконец доберется до башни, хоть сразу заприметил, что это не были главные,
но какие-то боковые лестницы.
Вскоре был уже на террасе, а когда бросил взгляд на високорівню Оргаль, то увидел под лесом целую сотню жандармов, но они не имели,
видимо, намерения теперь наступать на замок.
Чтобы не дать князю возможности убежать, надо было действовать скоро. Граф пустился по лестнице на второй этаж башни.
Везде было тихо.
В малом коридоре, где граф оказался, он при бледном сиянии луны увидел слева дверь. Начал наслухувати, но и вне их было
тихо. Пожал щеколду и тихо вошел в большой салли, которая занимала целый этаж башни.
С интересом начал рассматриваться. Саля была большая и малая склеплену потолок на многих, каменных столбах. В стенах были ріжні
углубления, а на полу глушил шаги грубый ковер. Обстанова салли была древняя, капризна: образы, зеркала, кресла, стулья,
ковры и занавеси, все было художественной работы. Окна были плотно прислонені, и самое удивительное было то, что Одна по-лєвина салли была ярко
освещена, а вторая утопала в полной темноте.
Налево от двери было темно, а по правому боку ясно и здесь видно было в глубине малую сцену, украшенный черным сукном.
Сцена была отделена от остальных сале перилами, а за ним в отдалении которых двенадцати шагов стоял уже в полутени старый глубокий кресло
с высокой спинкой. Перед фотелем стоял маленький столик, накрытый ковром, а на нем лежала четырехгранная ящик, два-' надцать к
четырнадцать цалів длинная и пять к шесть цалів широкая. В ней был металлический цилиндр.
Как только граф вошел в сале, увидел, что в кресле сидит князь Горц.
Князь сидел незыблемое и имел прищуренные глаза. Руки спер на столике и придержував ними странную шкатулку.
Разве это было возможно, что князь оставался еще эту ночь в замке потому, что хотел ее здесь переспать?
Он был в сале сам и теперь решительно граф не даст ему убежать.
Стілля?... Князь сказал Орфанікові, что хочет ее слышать... еще последний раз, пока замок вылетит в воздух... Где же она?
Вся обстанова указывала на то, что она пела здесь каждый вечер...
Граф мог спросить об этом у князя, но он так ненавидел его, что не хотел этого делать.
Князь в'язнив Стіллю... живу Стіллю... столько лет... и она через него сошла с ума...
Графу ударила кровь, до головы: ему зашумело . в ушах и ресниц подошел тихо к фотеля и поднял над князем кинжал...
Вдруг на сцене появилась Стілля...
Графу вылетел нож из руки...
Яркий свет залил эстраду, а на ней стояла Стілля с распущенными косами и вытянутыми ветвями в своем очаровательном костюме
Анджеліки, что в нем видел ее граф на террасе...
- Она смотрит на меня своими прегарними глазами... видит меня-и не призовет... как же это возможно,- думал граф и вдруг
вспомнил: ах! она сошла с ума!
Хотел бежать на сцену к ней, но Стілля начала петь...
Князь тоже, не покидая своего фотеля, обратил лицо к ней, словно в каком-то экстазе. Он пил прямо ее голос, вдыхал его, словно
лучшие благовония, и выглядел сейчас так же в своем старом замке в Карпатах, как тогда в театре в Неаполе.
- Да, Стілля поет... поет только для него... ее пение, словно ветерок в горячую жару, его не видно, но он есть... и он относится только к
него...
Граф был очарован голосом Стилли тем более, что не слышал его уже от пяти лет и молился той женщины, которую считал мертвой, а здесь
видит ее живую.
А тем временем Стілля пела с таким же чутьем и огнем, как прежде, конечную сцену, где Анджелика хочет умереть:
Влюблена я, мое сердце трепещет, Хочу умереть...
Граф повторяв слово за словом... и просил Бога, чтобы тот пение не закончилось так, как тогда в Неаполе...
Сдерживал дыхание... а Стілля пела дальше, только ее пение становилось все тише и казалось, что в нем дрожат нотки боли:
Хочу умереть...
Вдруг пение оборвалось, в том самом месте на той же ноте, как тогда в театре... граф услышал крик Стилли... но увидел, что она не идет... но
стоит дальше незыблемое на сцене... и смотрит на него...
Бросился на сцену и стал лицом к лицу с князем. Князь крикнул:
- Франц Телєк... как, вы сбежали из погреба?... Но граф ничего не ответил и бежал к сцене, зовя:
- СтіллеІ... дорогая моя Стілле!... что я нашел тебя здесь... живу...
- Живу... живу Стіллю...- закричал князь Горц и зареготався, словно сумасшедший.
- Снова хотите, граф, ее отобрать мне?...
Граф был уже на эстраде и простер руки к Стилли, что дальше стояла неподвижно.
В той минуте князь подбежал к нему и, вырвав ему. чем, бросился на Стіллю...
Граф хотел заслонить собой несчастную сумасшедшую... но было уже поздно... чем застрял в ее сердце...
Послышался крик, какой-то бренчанье и Стілля исчезла в глубине сале...
Граф стал, языков, вкопанный в землю... Не понимал уже ничего...
А князь кричал:
- Хотите снова забрать мне Стіллю... но ее голос... ее голос, только мой... он останется со мной... И никогда никто не вчує его больше...
Граф хотел броситься на князя, но силы его покинули и он упал без сознания на краю сцены.
Князь даже не взглянул на него. Пошел к столику, взял с него ящик и вышел из сале. За минуту был уже на террасе.
Грицько, что вылез на оборонительную стену, увидел его там и выстрелил. Пуля попала в ящик, что ее граф нес под пахою, и разбила на куски.
Князь начал страшно кричать и ломать руки, бегая по террасе:
- Ее голос... ее голос... ах, какие же это злые люди... разбили его... разбили душу Стилли!...
В конце концов исчез.
Именно тогда хотел Грицко добраться на замковый двор с Николаем и несколькими жандармами.
Но почти в той самой минуте послышался страшный грохот, такой, что аж целое гряда гор Плазы дрогнуло. Столбы огня поднимались вплоть до
облаков, скалы летели на дорогу, что вела к Вулькану.
Бастионы, башня, оборонительная стена и часовня, все вылетело в воздух и со старого замка в Карпатах заліь-шилась лишь груда камней и
свалки на високорівні Оргаль.
Из разговора князя с Орфаніком знаем, что взрыв должен был наступить по уходе князя из замка. Но в минуте, когда до взрыва пришло, было
уже невозможное, чтобы князь мог убежать тоннелем. Мы видели его отчаяние, когда пуля Григория разбила ему ящик и поэтому нельзя знать,
или он не хотел упасть добровольно первой жертвой страшной катастрофы, которую сам вызвал, и не искал смерти под свалками
своего старого замка.
Так или иначе, хорошо было, что жандармы были еще подальше от замка, потому что неизвестно, остался бы был какой из них жив. Грицко и
Николай, что были на оборонном вали, спаслись только чудом.
По взрыва ров у оборонительного вала был такой завален камнями и отломками скал, Грицько, лесничий и жандармы с большим
трудом могли его пройти. За оборонительным валом нашли они под свалками мертвого князя Горца.
Войт и другие старые люди с Версту сразу его узнали.
Грицко и лесничий начали искать графа, что, вероятно, был заключен где-то в замке и, может, также погиб под свалками.
Гриша был в отчаянии и плакал ревностными слезами, а Николай утешал его, как мог.
В конце по получасовых розысках они нашли графа на первом этаже башни между упавшими стенами.
- Господин мой... дорогой мой господин...
- Господин граф...- призвали Грицко и лесничий одновременно, думая, что граф не живет.
Когда же подошли к нему, увидели, что граф имеет созданы глаза и смотрит на них, но не познает их.
Когда его подняли, он повторяв только:
- Влюблена... хочу умереть! Граф сошел с ума.
Никто не был бы узнал о том, что творилось последней ночи в старом замке, если бы не припадкове открытия.
Орфанік ждал четыре дня в Быстрице на князя, но князь не приходил, а Орфанік убедился, что он упал, вероятно, жертвой взрыва.
Тогда наш ученый, интересный, что произошло, пошел к селу Версту, а следовательно, к свалок замка.
Здесь поймали его жандармы на приказ Грицка и повели в город перед судом. Печальный конец князя Горца не сделал, как казалось,
никакого впечатления на том ученім самолюбі, что кроме своей науки ничем не умилялся.
Прежде всего на вопрос Гриши он зізнав, что Стілля умерла уже давно - и ее похоронили на кладбище Кампо Санто в Нуово
Неаполе.
Этот ответ ничего не вияснювала, потому что когда Стілля умерла, то как мог граф Телєк слышать ее голос в корчме Йоськи и в подземелье?... Как
мог видеть ее живу на террасе... ну и в конце на сцене в башне?...
Для выяснения того всего подаем такое.
В нашем рассказе вы уже читали о том, какое страшное впечатление произвела на князя Горца весть, что Стілля хочет покинуть театр,
выходя замуж за графа Телєка. ее замечательный голос был всем для него и он должен был бы не слышать его уже никогда!... Поэтому Орфанік предложил
ему, что схватит на фонограф все самые красивые песни из репертуара Стилли...
Князь с радостью согласился на это и они поместили фонограф в ложе. Орфанік уладив все так хорошо, что фонограф отдавал пение Стилли
красиво и естественно и то с таким чувством, как будто бы это была живая Стілля. Он схватил на фоноіраф все песнопения и песни, Стілля пела на всех
концертах и спектаклях последнего месяца в Неаполе. Между прочим волшебную мелодию художника Стефано и конечную арию оперы Орлянда, вплоть до
того места, где пение Стилли лопнуло, а она упала мертвая на сцене.
С тем фонографом поехал князь до своего замка в Карпатах и здесь каждый вечер слушал в большом сале на башне пения артистки. Он не
только слышал, но и видел, а как это могло быть, сейчас объясним.
Мы помним, что князь имел очень хороший портрет певицы в роли Анджеліки Орляндо. Этот портрет вставлял Орфанік перед
зеркалом так, что через соответствующее освещение отбивалась Стілля на сцене, словно живая.
Той штучки употребил он и в тот вечер, когда графу казалось, что Стілля стоит на террасе, а так же и ночью в большом сале на башне, где
граф восхищался ее пением.
Все это поведал Орфанік в суде вриваними предложениями и таким равнодушным тоном, словно все его изобретения были еще ничем